Вероломная восьмёрка«Вероломная восьмёрка»[прим. 1] (англ. The Traitorous Eight; более точный перевод Преда́тельская восьмёрка) — Джулиус Бланк[англ.], Виктор Гринич[англ.], Джин Кляйнер[англ.], Джей Ласт[англ.], Гордон Мур, Роберт Нойс, Шелдон Робертс[англ.] и Жан Эрни[англ.] — восемь физиков и инженеров Shockley Semiconductor Laboratory, которые уволились из-за конфликта с Уильямом Шокли и создали собственную компанию Fairchild Semiconductor. Шокли назвал случившееся «предательством» (англ. betrayal). Кто первым произнёс и кто ввёл в оборот словосочетание «вероломная восьмёрка» — до сих пор не выяснено. В 1956 году Шокли набрал команду талантливых молодых специалистов для разработки и запуска в производство новых полупроводниковых приборов. Нобелевский лауреат по физике, опытный исследователь и преподаватель не справился с управлением предприятием[прим. 2]. Он выбрал, как оказалось позже, бесперспективную стратегию и своими руками создал нетерпимые условия для сотрудников[прим. 3]. В марте 1957 года несогласные с диктатом Шокли начали переговоры о создании новой, своей компании, а в августе заключили соглашение с Шерманом Фэйрчайлдом[англ.]. Формальный разрыв отношений состоялся 18 сентября 1957 года. Основанная «восьмёркой» Fairchild Semiconductor вскоре выросла в крупнейшего производителя полупроводников, технологического лидера отрасли. Fairchild 1960-х стала важнейшим бизнес-инкубатором Кремниевой долины, прямо или косвенно причастным к созданию десятков корпораций — от AMD до Zilog[1].  Завязка Зимой 1954—1955 годов изобретатель транзистора, приглашённый профессор Стэнфордского университета Уильям Шокли решил основать собственное дело — массовое производство новейших транзисторов и динисторов[2]. Сначала Шокли договорился о финансировании с Raytheon, но после месяца сотрудничества корпорация свернула проект[3]. В августе 1955 года Шокли обратился за советом к финансисту Арнольду Бекману, владельцу приборостроительного конгломерата Beckman Instruments[2][прим. 4]. Шокли был нужен ровно один миллион долларов[3]. Бекман знал, что Шокли не имел никаких шансов в бизнесе, но он также полагал, что изобретения Шокли будут крайне выгодны для его собственного бизнеса и не должны достаться его конкурентам[прим. 5]. Поэтому Бекман согласился создать и профинансировать лабораторию, полигон для разработок Шокли, под обязательство учёного довести эти разработки до серийного выпуска за два года[4]. Новый филиал Beckman Instruments получил имя Shockley Semi-Conductor Laboratories — с дефисом, как тогда было принято[5]. В течение 1955 года Бекман и Шокли оформили сделку, приобрели за 25 тысяч долларов[6] необходимые патенты[прим. 6] и подобрали в Маунтин-Вью, близ Пало-Альто, площадку для опытного производства[4]. Место оказалось не совсем удачным: коллеги Шокли по Bell Labs и RCA один за другим отказались ехать в незнакомый городок с почти сельским укладом жизни, где не было даже междугородного телефона[прим. 7]. Так как абсолютное большинство профильных фирм и специалистов в те годы базировалось на восточном побережье, то Шокли пришлось потратиться на объявления в The New York Times и New York Herald Tribune[7]. Среди первых откликнувшихся были Шелдон Робертс из Dow Chemical, Роберт Нойс из Philco[англ.] и бывший стажёр Beckman Instruments Джей Ласт[прим. 8] из Массачусетского технологического института[8]. Газетная кампания принесла около трёхсот откликов, а ещё пятнадцать человек, включая Гордона Мура и Дэвида Аллисона[прим. 9], Шокли буквально отловил на собрании Американского физического общества[9][прим. 10]. Отбор продолжался в течение всего 1956 года. Шокли, всерьёз увлекавшийся «социальными технологиями», которые впоследствии привели его к евгенике, потребовал у каждого кандидата пройти психологическое тестирование в Нью-Йорке. По мнению консультантов Шокли, Мур и Нойс оказались «весьма одарёнными, но не способными к управлению»[10] — на первом этапе этого было достаточно. Затем Шокли подверг кандидатов утомительному устному экзамену[11]. Бланк, Ласт, Мур, Нойс и Робертс приступили к работе в апреле — мае, Кляйнер, Гринич и Эрни пришли уже летом[9]. К сентябрю 1956 года в лаборатории работали 32 человека, включая самого Шокли[12]. Каждый успешный кандидат решал денежные вопросы с Шокли самостоятельно в меру собственной настойчивости. Кляйнер, Нойс и Робертс добились зарплат в тысячу долларов в месяц, неопытному Ласту досталось 675 долларов в месяц, и только швейцарец Эрни даже не поинтересовался уровнем оплаты[12]. Самому себе Шокли положил 2500 долларов в месяц[9]. Он не держал в секрете зарплаты своих сотрудников, а напротив, вывешивал зарплатные ведомости на всеобщее обозрение[9].
Нанятые Шокли члены будущей «восьмёрки» были молоды — от 26 лет (Ласт[прим. 11]) до 33 лет (Кляйнер[прим. 12]) — и талантливы — шесть из восьми уже имели докторские дипломы[22]. У Эрни их было два — в 32 года он уже состоялся как учёный. Эрни, по мнению историка Бо Лоека[прим. 13], был самым одарённым в команде и единственным равным Шокли по интеллекту[23][прим. 14]. Но опыт исследования полупроводников был только у Нойса[14], а опыт в радиоэлектронике — только у Гринича[24]. Шокли довелось и ошибаться в людях. Технолог Дин Кнапич при поступлении подделал университетский диплом и справки о службе на флоте — подлог вскрылся только тогда, когда Кнапич ушёл к конкурентам, прихватив с собой технологии Shockley[17][прим. 15]. Другой избранник Шокли, Уильям Хапп, был просто некомпетентен, но Шокли постоянно доверял ему принятие решений[25]. СтратегияВ течение всего 1956 года коллектив Shockley обустраивал опытное производство. Бо́льшая часть персонала под руководством инженеров-механиков была занята сборкой и доводкой оборудования, а «чистые физики» Эрни и Нойс вели прикладные исследования[12]. Шокли разместил Эрни в отдельном помещении, обособленно от коллектива, и поручил ему теоретические расчёты диффузии в полупроводниках. Биограф Нойса Лесли Берлин считает, что за этим решением стоял страх Шокли перед «блестящим молодым теоретиком с двумя докторскими дипломами и сильным акцентом»[26]. Эрни протестовал, настаивая на допуске к практическим работам. Шокли пошёл ему навстречу только в октябре 1956 года[12]. Инженеры и физики с прочным техническим опытом быстро втянулись в тонкости производства полупроводников и больше всех выиграли в личном плане: за год работы у Шокли «восьмёрка» приобрела достаточно практического опыта для самостоятельной работы[27][28]. Шокли принципиально отказывался нанимать технический персонал: «доктора́ на конвейере» (англ. Ph.D. production line) его фирмы должны были лично работать на опытном производстве[29]. После обустройства Шокли сосредоточил усилия на доводке до серийного выпуска динисторов (четырёхслойных диодов, диодов Шокли), а пять сотрудников во главе с Нойсом продолжили работу над полевым транзистором для Beckman Instruments[30]. Отказ Шокли от совершенствования биполярных транзисторов, как показало ближайшее будущее, стал стратегической ошибкой. Подготовка к выпуску динисторов потребовала неоправданно много времени, а выпущенные приборы не нашли массового спроса[31][32]. Обстоятельства и мотивы, стоявшие за этим решением Шокли, не имеют однозначной трактовки. По мнению Нойса и Мура, которое разделяют историк Fairchild Дэвид Брок и биограф Шокли Джоэл Шуркин[прим. 16], поворот от биполярных транзисторов к динисторам произошёл неожиданно[33][34][32]. Мур рассказывал в 1994 году, что изначально Шокли планировал довести до производства диффузионный биполярный транзистор, но затем учредил «секретный проект» по динистору, а в 1957 году прекратил работы по биполярным транзисторам[35]. Причины этого, по мнению Шуркина, «катастрофического» решения (англ. disastrous decision) так и остались неизвестными[32]. По мнению биографов Бекмана Текерея и Маерса, динистор был для Шокли прежде всего научной проблемой, и он переключился на неё вопреки интересам бизнеса и в нарушение договорённости с Бекманом[36]. Бо Лоек[прим. 13], основываясь на архивах Шокли, напротив, считает, что его лаборатория никогда не работала над биполярными транзисторами, поэтому поворота к динисторам не было. Именно динистор и был изначальной и общей целью Шокли и Бекмана, и именно под него Beckman Instruments получала военные контракты на НИОКР[37]. Динистор мог быть массово востребован в телефонии, и предприятие Шокли и Бекмана могло бы иметь успех, если бы Шокли сумел решить проблемы надёжности — но в 1950-е годы решить их было невозможно[31]. Надлом Историки и участники событий единодушны во мнении о том, что Шокли не умел управлять людьми и совершенно не подходил на роль руководителя бизнеса[прим. 2]. По мнению Шуркина, Шокли «вообще не имел представления о том, как управлять … говорят, что Шокли видел электроны, потому что слишком много знал о них. Людей же он видел плохо»[38]. Шокли с раннего детства был психически неуравновешенным, склонным к вспышкам немотивированной агрессии человеком[39]. Жёстко регламентированная среда Bell Labs и военных лабораторий, в которой Шокли состоялся как учёный, удерживала его от явных срывов. Но она же способствовала превращению Шокли в самоуверенного и замкнутого технократа, искренне верившего в свою способность «управлять посредством графиков и логарифмов»[40]. Она же воспитала в Шокли потребность в соперничестве. Оказавшись вне привычной среды, Шокли стал изобретать соперников — ими стали его собственные подчинённые[41]. В ноябре — декабре 1956 года Шокли выбыл из строя, предоставив коллектив самому себе: 1 ноября Нобелевский комитет объявил о присуждении Шокли, Бардину и Браттейну Нобелевской премии по физике за 1956 год[42]. Выезд в Стокгольм[прим. 17], протокольные банкеты и журналисты переутомили Шокли и усилили худшие стороны его личности[43]. Тем временем график ввода производства в строй трещал по швам, а Бекман требовал сократить расходы[44]. В коллективе и в психике Шокли произошёл надлом[45]. Историки отрасли, исключая Бо Лоека[прим. 18], характеризуют душевное состояние Шокли в 1956—1957 годах как паранойю[прим. 3]. Все телефонные разговоры в лаборатории записывались[46]. Шокли ввёл на предприятии режим внутренней секретности — сотрудники были не вправе делиться с сослуживцами результатами своих работ[прим. 19]. При этом сам Шокли, не доверяя сотрудникам, отсылал их отчёты на перепроверку в Bell Labs[47]. Он стал чаще, чем раньше, подчёркнуто грубо и оскорбительно обращаться к сотрудникам — так же, как он общался с собственными детьми[47]. Он начал беспричинно преследовать Робертса и открыто обвинил того во вредительстве, когда секретарша Шокли случайно уколола палец канцелярской кнопкой[25]. Затем Шокли потребовал, чтобы сотрудники прошли проверку на детекторе лжи, чтобы выявить «вредителя»[прим. 20]. Хорошо понимая, что уход специалистов уровня Робертса может стать катастрофой, Шокли продолжал провоцировать конфликты и оскорблять подчинённых[48]. Неадекватное поведение Шокли деморализовало коллектив. Уже в январе из-за «производственного конфликта» с Гриничем и Эрни фирму покинул технолог Джонс. Нойс предчувствовал, что следующими будут Эрни и Робертс[49]. Позже имена Нойса и Мура будут неразрывно связаны с историей Fairchild и Intel, но на рубеже 1956—1957 годов они оказались по разные стороны. Мур возглавил несогласных, а Нойс последовательно держался стороны Шокли и, как мог, сглаживал конфликты[45]. Шокли отвечал ему взаимностью: он считал Нойса своей единственной опорой в коллективе и в своих планах на будущее отводил Нойсу роль «менеджера» и «независимого центра власти» (англ. independent authority)[50]. Разрыв «Дело о кнопке» подтолкнуло несогласных к действиям[45][51]. В конце марта 1957 года Кляйнер, остававшийся пока вне подозрений, отпросился у Шокли, чтобы якобы посетить выставку в Лос-Анджелесе. Вместо выставки он улетел на девять дней в Нью-Йорк искать инвесторов для новой компании[прим. 21]. За Кляйнером стояли Бланк, Гринич, Ласт, Робертс, Эрни и их вожак Мур[52][прим. 22]. Предложением семёрки всерьёз заинтересовались агенты финансовой фирмы Hayden, Stone & Co.[англ.] Артур Рок[англ.] и Алфред Койл: по их мнению, «выпускной класс» нобелевского лауреата Шокли был «обречён на успех»[25]. Разрыва с Бекманом ещё можно было избежать. 29 мая 1957 года Мур с группой товарищей поставил Бекману открытый ультиматум — либо решение «проблемы Шокли», либо уход несогласных. Мур предложил подыскать Шокли кафедру в приличном университете и поставить во главе Shockley профессионального менеджера[45][53]. Бекман отказался, полагая, что Шокли всё ещё способен исправить положение. Впоследствии Бекман сожалел об этом решении: «Если бы я знал тогда то, что знаю сейчас, я бы распрощался с Шокли. Возможно, я бы тогда всерьёз втянулся в полупроводниковый бизнес. Но я поступил иначе … а потом дело дошло до точки, когда всем стало ясно, что Шокли просто не способен управлять предприятием».[54] «Новость», переданная Бекманом, оглушила Шокли — но изменить самого себя он не мог[45][55]. В июне 1957 года Бекман наконец-то поставил между Шокли и коллективом менеджера-посредника, но было поздно: семь ключевых сотрудников уже приняли своё решение[45]. Последним к диссидентам примкнул Нойс: Робертс завербовал его накануне общей встречи «калифорнийской группы»[прим. 23] с прилетевшими в Сан-Франциско Роком и Койлом[17]. Встреча в ресторане Redwood Room[англ.] переросла в учредительное собрание. Старший по возрасту и по положению «краснолицый ирландец»[56] Койл выложил на стол десять новеньких однодолларовых банкнот: «Пусть каждый из нас распишется на каждой купюре. Это и будет наш учредительный договор»[56].  Поиск реального финансирования оказался непростым делом: все инвесторы, на которых целенаправленно выходил Рок, отказали ему[17]. Электронная промышленность США по-прежнему концентрировалась на востоке, а «восьмёрка» настаивала на том, чтобы оставаться в приглянувшейся долине Пало-Альто[52]. В августе 1957 года, совершенно случайно[прим. 24], Рок и Койл встретились с изобретателем и бизнесменом Шерманом Фэйрчайлдом[англ.], основателем Fairchild Aircraft и Fairchild Camera. Фэйрчайлд отправил Рока к своему заместителю Ричарду Ходжсону. Ходжсон, поставив на карту собственную репутацию[57], мгновенно принял решение и в несколько недель устроил все формальности[17]. Уставный капитал новой компании, Fairchild Semiconductor, был поделён на 1325 акций[58]. Каждый из участников «восьмёрки» получил по 100 акций, Hayden Stone — 225 акций, и ещё 300 акций осталось в резерве. Фэйрчайлд предоставил компании заём в 1,38 миллиона долларов[58]. В обеспечение займа участники «восьмёрки» передали Fairchild Camera право голоса по своим акциям и согласились на право Фэйрчайлда выкупить их акции в будущем по твёрдой цене в 3 миллиона долларов за весь уставный капитал[59][60]. 18 сентября 1957 года Бланк, Гринич, Кляйнер, Ласт, Мур, Нойс, Робертс и Эрни подали Шокли заявления об увольнении[17]. За «предателями», как их называл Шокли, закрепилось собирательное имя «вероломная восьмёрка». Кто его произнёс и кто ввёл в оборот — осталось неизвестным[13]. Жена Шокли после его смерти утверждала, что он никогда не произносил этих слов. Не сохранилось и каких-либо иных свидетельств тому, что он мог так говорить[61]. Шокли так и не смог оправиться от душевного потрясения от «предательства» и понять, почему «они» это сделали[62]. Он до конца жизни отказывался разговаривать с Нойсом[58], но при этом придирчиво следил за деятельностью «восьмёрки»[63]. Он тщательно изучил все записи, оставленные «предателями», и запатентовал все их значимые идеи в пользу владельцев Shockley, при этом не нарушая личные авторские права изобретателей (так, Нойс указан изобретателем в четырёх патентах, заявленных Шокли после разрыва)[64]. В 1960 году, с помощью новой команды[65], Шокли довёл динистор до серийного выпуска, но время уже было упущено: конкуренты вплотную подошли к разработке интегральных схем[27][66]. Бекман продал убыточную Shockley инвесторам из Кливленда. 23 июля 1961 года Шокли разбился в автокатастрофе и надолго выбыл из строя[прим. 25], а после выздоровления устранился от дел компании и вернулся к преподаванию в Стэнфорде[67]. В 1969 году[68] IT&T, новые владельцы Shockley, перевели компанию во Флориду. Персонал категорически отказался переезжать, и Shockley тихо прекратила существование[69]. Полураспад
 В ноябре 1957 года «восьмёрка» переехала из гаража Гринича[71] в новое, пустое здание на границе Пало-Альто и Маунтин-Вью[72]. Начальные зарплаты «восьмёрки» составили от 13 800 до 15 600 долларов в год[27]. Тогда же, 11 ноября 1957 года, протоколы собраний зафиксировали первые признаки возвышения Нойса над остальными участниками[прим. 26]. Ходжсон, ставший председателем совета директоров, предложил отдать Нойсу оперативное управление компанией, но Нойс отказался от формального лидерства[73]. Фэйрчайлд, хорошо понимавший личность Нойса, не был готов отдать ему первенство, а впоследствии противился назначению Нойса на решающие посты[прим. 27]. Независимо от воли Фэйрчайлда, отвечавший за исследования Нойс и отвечавший за производство Мур быстро выдвинулись в «первые среди равных»[74]. «Восьмёрка» сразу поставила себе чёткую стратегическую цель: выпустить линейку кремниевых диффузионных меза-транзисторов для цифровой техники, используя фундаментальные наработки Bell Labs и Shockley[24]. Точный путь к этой цели был ещё неизвестен. Мур, Эрни и Ласт возглавили три группы, исследовавшие три альтернативные технологии[75][76]. Выход годных NPN-транзисторов Мура оказался выше, и в июле — сентябре 1958 года именно они пошли в серию, а проекты Эрни и Ласта отошли на второй план[77]. Выпуск PNP-транзистора Эрни отложили до начала 1959 года[78]. Так зародился второй конфликт внутри Fairchild (Мур — Эрни). Впоследствии Мур «не замечал» вклада Эрни, а Эрни считал себя несправедливо обойдённым[77]. Но именно транзисторы Мура «сделали» Fairchild — в течение нескольких лет они не имели равных на рынке[77]. В 1958 году во время тендера на поставку транзисторов для блоков управления ракет «Минитмен» выяснилось, что меза-транзисторы Fairchild не удовлетворяют военным стандартам надёжности[79]. Решение у Fairchild уже существовало — ещё 1 декабря 1957 года Эрни предложил Нойсу новый подход, ныне известный как планарная технология[80]. Весной 1958 года, когда основное производство Fairchild только осваивало меза-технологию, Эрни и Ласт по ночам, втайне от Мура, экспериментировали с первыми планарными транзисторами[81]. Планарная технология стала вторым по значению, после изобретения транзистора, событием в истории микроэлектроники, однако в 1959 году она осталась незамеченной[82]. Fairchild анонсировал массовый переход с меза-технологии на планарную только в октябре 1960 года[83]. Мур даже в 1996 году отказывался признать это достижение Эрни, приписывая его безымянным «инженерам Fairchild»[23]. В 1959 году Шерман Фэйрчайлд воспользовался своим правом на выкуп акций у членов «восьмёрки». Ласт вспоминал в 2007 году, что это ожидаемое событие произошло слишком рано и сделало из бывших партнёров обычных служащих, разрушив командный дух[84]. В ноябре 1960 года вице-президент Fairchild по маркетингу Том Бэй обвинил Ласта в разбазаривании денег и потребовал прикрыть проект Ласта по разработке интегральных схем[85]. Мур отказался помогать Ласту, Нойс уклонился от обсуждения[86]. Этот конфликт стал последней каплей: 31 января 1960 года Ласт и Эрни ушли из Fairchild и возглавили Amelco — микроэлектронную компанию конгломерата Teledyne[англ.]. Через несколько недель в Amelco перешли Кляйнер и Робертс. Бланк, Гринич, Мур и Нойс остались в Fairchild, «восьмёрка» распалась на две четвёрки. НаследиеВ 1960—1965 годах Fairchild была безоговорочным лидером рынка полупроводников, опережая ближайших конкурентов и технологически, и по объёму продаж[87]. В начале 1965 года в компании появились первые признаки управленческого конфликта[88]. В ноябре 1965 года из Fairchild в National Semiconductor ушли создатели интегральных операционных усилителей Боб Видлар и Дэвид Талберт[89]. В феврале 1967 года из-за конфликта с Нойсом в National Semiconductor ушли пять топ-менеджеров во главе с Чарлзом Спорком[90]. Нойс, требовавший себе доли в капитале Fairchild, начал судебные тяжбы с акционерами и фактически отстранился от оперативного руководства[88]. В июле 1967 года компания стала убыточной и уступила Texas Instruments первенство на рынке[90]. В марте 1968 года Мур и Нойс решили, что их время в Fairchild прошло, и вновь, как и девять лет назад, обратились к Артуру Року[91]. Летом 1968 года Мур и Нойс уволились из Fairchild и вместе с Роком основали N-M Electronics[91]. Бланк, Гринич, Кляйнер, Ласт, Робертс и Эрни, отставив в сторону обиды, также вложили свои деньги в компанию Мура и Нойса[92]. Через год, выкупив торговую марку Intel у гостиничной сети Intelco, она приняла название Intel. Мур занимал руководящие посты в Intel до 1997 года и по состоянию на февраль 2012 года остаётся её почётным председателем. Нойс в 1987 году покинул Intel, чтобы возглавить некоммерческий консорциум Sematech. Он скоропостижно умер в 1990 году — первым из «восьмёрки». Гринич ушёл из Fairchild в 1968 году, по сообщению компании — «в долгосрочный отпуск» (англ. sabbatical)[93]. Он единственный из всей «восьмёрки» не начинал собственного бизнеса, а до конца активной жизни преподавал в Беркли и Стэнфорде[94]. Последним, в 1969 году, Fairchild покинул Бланк. Он открыл собственную финансовую фирму Xicor, специализировавшуюся на инновационных стартапах, и в 2004 году продал её за 529 миллионов долларов[13]. Эрни управлял Amelco до лета 1963 года, а после конфликта с владельцами Teledyne три года возглавлял Union Carbide Electronics[95]. В июле 1967 года Эрни при поддержке часовой компании SSIH[англ.] (предшественника Swatch Group) основал Intersil — компанию, создавшую рынок заказных КМОП-микросхем[96][97]. Схемы, разработанные Intersil по заказу Seiko в 1969—1970 годах, способствовали подъёму рынка японских электронных часов[98][99]. Intersil был полной противоположностью Intel[100]. Intel выпускал ограниченный набор типовых схем для вычислительной техники и вначале продавал их только на внутреннем рынке США. Эрни, наоборот, сделал ставку на производство заказных КМОП-микросхем с малой потребляемой мощностью и продавал их по всему свету[100]. Ласт остался в Amelco, затем двенадцать лет работал вице-президентом по технологии в Teledyne. В 1982 году Ласт, ставший к тому времени видным коллекционером графики, основал издательство Hillcrest Press, специализирующееся на книгах по искусству[84][101]. Робертс после ухода из Amelco некоторое время возглавлял собственный бизнес, а в 1973—1987 годах служил попечителем Института Реннселира[102]. Amelco после многочисленных слияний, поглощений и переименований продолжает работу как подразделение Microchip Technology. В 1972 году Кляйнер и Том Перкинс[англ.] из Hewlett-Packard основали венчурный фонд Kleiner Perkins Caufield & Byers[англ.] (KPCB). KPCB был причастен к созданию или финансированию Amazon.com, Compaq, Genentech, Intuit[англ.], Lotus, Macromedia, Netscape, Sun Microsystems, Symantec и десятков других компаний. KPCB вложил в Lotus полтора миллиона долларов, а в 1985 году продал свою долю за восемьдесят миллионов, спровоцировав взлёт на рынке акций производителей ПО[103]. В старости Кляйнер писал, что его целью стало распространение венчурного финансирования в регионы, обделённые им: «Северная Каролина никогда не станет второй Кремниевой долиной. Но там есть три крупных университета[англ.]. Кремниевая Каролина?»[104] Компании, основанные или возглавляемые выходцами из Fairchild, получили собирательное (и трудно переводимое на русский язык) имя Fairchildren[105][106]. Эти компании, начиная с основанных в конце 1960-х AMD, Intel, Intersil и реорганизованной National Semiconductor, отличались как от электротехнических компаний восточного побережья, так и от «старых» калифорнийских электронных компаний, сложившихся в 1940-е и 1950-е годы[107]. «Старые калифорнийцы» вроде Бекмана или братьев Вериен[англ.] не доверяли Уолл-стрит и удерживали контроль над своими компаниями в течение десятилетий[107]. Новые компании 1960-х создавались с расчётом на скорую (в срок от трёх до пяти лет) публичную продажу акций[107]. Их основатели с самого начала поддерживали связь с Уолл-стрит и строили стратегию бизнеса, исходя из ожиданий инвестбанков[107]. Другой характерной чертой Кремниевой долины стала мобильность менеджеров и специалистов, постоянная миграция кадров из одной организации в другую[108]. Во многом благодаря Нойсу в Долине сложилась культура, открыто отрицавшая иерархическую культуру традиционных корпораций[109]. В этой среде люди оставались верны друг другу, но не своему работодателю и даже не своей отрасли. «Выпускников» Fairchild можно найти и в интернет-компаниях, и в финансовой отрасли, и в агентствах по связям с общественностью[110]. Комментарии
Примечания
ИсточникиОсновные
Вспомогательные
Литература
Внешние ресурсы
|
||||||||||||||||||||||||||||||||
Portal di Ensiklopedia Dunia
