До китаизации современную китайскую береговую линию Китая от самого севера до реки Янцзы и до юга до Тонкинского залива, населяли не-ханьские коренные народы южного Китая, которые китайцы в совокупности называют как Байюэ (百越, буквально: «сто юэ»).
Еще в XI веке до нашей эры некоторые народы байюэ в дельте реки Янцзы начали китаизироваться, что ознаменовалось созданием ими царства У. Эти народы юэ вместе со своими южными соседями, которые образовали царство Юэ столетия спустя, в совокупности называются народами юэ-юй. Со временем взаимные контакты между народами байюэ и ханьскими китайцами, а также расселение ханьцев на юг, в основном в качестве военных беженцев, привели к китаизации большинства этнических групп байюэ, которые оставались в Южном Китае, будь то в долине Янцзы или в прибрежных районах от устья Янцзы до Тонкинского залива.[3] Остатки этих народов, которые не были полностью подвергнуты китаизации, теперь официально признаны этническими меньшинствамиКНР.
С конца периода империи Хань до начала империи Цзинь (266–420) большое количество не-ханьских народов, проживавших вдоль северной периферии Китая, обосновались в северном Китае. Некоторые из этих мигрантов, такие как хунну и сяньби, были кочевниками-скотоводами из северных степей. Другие, такие как ди и цяны, были земледельцами и пастухами из гор западной Сычуани на юго-западе Китая. Будучи мигрантами, они жили среди этнических китайцев и были китаизированы в разной степени. Многие работали сельскохозяйственными рабочими. Некоторые достигли официальных должностей при дворе и в армии. Многочисленные племенные группы на севере и северо-западе, которые были в значительной степени призваны в армию, затем воспользовались хаосом, чтобы захватить власть местными китайскими военачальниками.[4]
В период Троецарствия китайский полководец Цао Цао инициировал политику расселения кочевников хунну подальше от границы около Тайюаня в современной провинции Шаньси, где они были бы менее склонны к восстанию. Хунну отказались от кочевничества, а элита получила образование в китайской-конфуцианской письменной культуре.[5] Миграция северных китайцев на юг ещё больше укрепила Китай как многоэтническую империю.
В течение 8-го и 9-го веков в империи Тан китайские солдаты-мужчины переселялись в Гуйчжоу и женились на местных некитайских женщинах, их потомки были известны как Лао-хань-жэнь (китайское оригинальное название), в отличие от новых китайцев, которые колонизировали Гуйчжоу в более позднее время. Они всё ещё говорили на архаичном диалекте по состоянию на 1929 год.[7] Многие иммигранты в Гуйчжоу были потомками этих солдат в гарнизонах, которые женились на некитайских женщинах.[8]
Он основал город в «китайском стиле» под названием Чжунцзинчэн, где сегодня находится современный Куньмин, и приказал построить в городе буддийский храм[англ.], две мечети и конфуцианский храм[англ.].[12][13] Последний храм, построенный в 1274 году и также использовавшийся как школа, был первым конфуцианским храмом, когда-либо построенным в Юньнани.[14] Благодаря включению китайской и, следовательно, конфуцианской мысли в династию, учёные теперь считают Хубилая принятым китайским гражданином монгольской этнической принадлежности, а не просто взаимно исключёнными из определения соотечественников-китайцев, которыми он управлял.[15] Таким образом, Сеид Аджаль был тем, кто ввёл конфуцианское образование, ритуалы[англ.] и традиции в Юньнань, включая китайские социальные структуры, похоронные ритуалы[англ.] и брачные обычаи.[10][16] Он продолжил строить многочисленные конфуцианские храмы на протяжении всего своего правления.[17][18][19]
Конфуцианские ритуалы преподавались студентам в недавно основанных школах сычуаньскими[англ.] учёными.[20][21] Сеид Аджаль обучал коренных жителей Юньнани таким конфуцианским церемониям, как свадьбы, сватовство, похороны, поклонение предкам и поклоны. Местные вожди заменили свою «варварскую» одежду одеждой, которую им также дал Сеид Аджаль.[21][22] Губернатора хвалили и описывали как человека, который «превратил орангутангов и мясных птиц в единорогов и фениксов, а их войлок и меха были обменены на мантии и шапки» Хэ Хунцзо, региональным сановником конфуцианских исследований.[23]
Сеид Аджаль также был первым, кто принёс ислам в этот регион, и, таким образом, широкое распространение ислама в Юньнани приписывается его работе.[24] И Марко Поло, и Рашид ад-Дин Ватват записали, что Юньнань была густонаселена мусульманами во времена династии Юань, причем Рашид назвал город, все жители которого были мусульманами, «великим городом Ячи».[25] Было высказано предположение, что Ячи был городом Дали, в котором проживало много людей хуэй.[26]
Историк Жаклин Армиджо-Хусейн писала о политике конфуцианизации и китаизации Сеида Аджаля в различных работах, в том числе в своей диссертации «Сеид Аджаль Шамс ад-Дин: мусульманин из Центральной Азии, служивший монголам в Китае и принесший «цивилизацию» в Юньнань» (1997 г.)[29] и в работах «Истоки конфуцианского и исламского образования в Юго-Западном Китае: Юньнань в период Юань» (б.д.)[30] и «Китаизация и конфуцианство в китайской и западной историографии мусульманина из Бухары, служившего под началом монголов в Китае» (1989 г.).[31]
Правители империи Цин были этническими маньчжурами, которые приняли нормы небесного мандата, чтобы оправдать своё правление. «Ортодоксальный» исторический взгляд подчеркивал способность ханьских китайцев «китаизировать» своих завоевателей, хотя более поздние исследования, такие как «Новая школа истории Цин[англ.]», показали, что маньчжурские правители были искусны в манипулировании своими подданными, и с 1630-х годов по крайней мере до 18 века императоры развивали чувство маньчжурской идентичности и использовали центральноазиатские модели правления так же, как и конфуцианские. Однако есть также свидетельства китаизации. Например, изначально маньчжуры имели свой собственный отдельный стиль именования от ханьских китайцев, но в конечном итоге переняли ханьские практики именования.
Маньчжурские имена[англ.] состояли из более чем двух- или односложных китайских имён, и при фонетической транскрипции на китайский язык они вообще не имели смысла.[32] Значение имён, которые использовали маньчжуры, также сильно отличалось от значений китайских имен.[33] Маньчжуры также использовали числа в качестве личных имён.[34]
Исторические записи сообщают, что ещё в 1776 году император Цяньлун был потрясён, увидев, что высокопоставленный маньчжурский чиновник Гоэрминь не понимает, что император говорит ему на маньчжурском языке, несмотря на то, что он прибыл из маньчжурской крепости Шэнцзин (ныне Шэньян).[35] К 19 веку даже императорский двор утратил беглость языка[англ.]. Император Цзяцин (правил в 1796–1820 годах) жаловался, что его чиновники не владеют маньчжурским языком и не умеют писать на нём.[36]
В конце концов, королевская семья Цин (Айсинь Гьоро) дала своим детям китайские имена, которые были отделены от маньчжурских имён, и даже переняла китайскую практику имён поколений, хотя её использование было непоследовательным и полным ошибок. В начале девятнадцатого века маньчжурская королевская семья перестала использовать маньчжурские имена.[37]
Семья Ньохуру[англ.] из Маньчжурии изменила свою фамилию на Лан (Ланг), что на севернокитайском языке звучало как «волк», поскольку волк на маньчжурском языке это соответственно слово ньохэ; таким образом, образовался перевод.[38]
Хотя маньчжуры заменили свои маньчжурские имена на китайские личные имена, маньчжурские знаменосцы следовали своей традиционной практике и обычно использовали для обращения к себе своё имя/личное имя, а не фамилию, в то время как знаменосцы ханьских китайцев использовали свою фамилию и имя в обычном китайском стиле.[39][40]
Использование фамилий не было традиционным для маньчжуров, в то время как у ханьцев было.[41]
Вьетнамский император Нгуен Минь Манг китаизировал такие этнические меньшинства, как кхмеры, чамы и монтаньяры, и потребовал наследие конфуцианства и китайской династии Хань для Вьетнама.[42] Направляя свою политику на кхмеров и горные племена,[43] Минь Манг заявил, что «мы должны надеяться, что их варварские привычки будут подсознательно рассеиваться, и что они с каждым днём будут всё больше заражаться ханьскими [китайско-вьетнамскими] обычаями».[44] Более того, он использовал термин Хань(вьет. , тьы-ном漢人) для обозначения вьетнамского народа[42], а название Чынг Куок ( (вьет.Trung Quốc, тьы-ном中國), те же китайские иероглифы, что и для слова «Китай» (Чжунго)) для обозначения Вьетнама.[45] Аналогичным образом, в 1712 году князь Нгуен Фук Тю[англ.]}}, проводя различие между вьетнамцами и чамами, называл вьетнамцев народом хань.[46]
Вьетнамский народ также перенял китайскую одежду. Различные её вариации используются и сегодня.[47][48][49][50]
Клика «Ма»
Хуэйский мусульманский генерал Ма Фусян создал ассимиляционистскую группу и поощрял интеграцию мусульман в китайское общество.[51] Ма Фусян был ярым сторонником ассимиляции и говорил, что хуэйцзы должен ассимилироваться с ханьцами.[52]
36-я дивизия хуэйских мусульман (Национально-революционная армия) управляла южным регионом Синьцзяна в 1934–1937 годах. Созданная администрация носила колониальный характер: она импортировала ханьские кухню и бани[англ.],[53] меняла названия уйгурских улиц и вывески, написанные только на уйгурском языке, на китайские, а также меняла рисунок ковров на государственных ковровых фабриках с уйгурского на ханьский.[53]
После того, как Китайская Республикавзяла под свой контроль[англ.] Тайвань у Японской империи в 1945 году и перенесла его столицу в Тайбэй в 1949 году, намерением Чан Кайши было в конечном итоге вернуться в материковый Китай и восстановить над ним контроль. Чан Кайши считал, что для возвращения материкового Китая необходимо будет повторно китаизировать жителей Тайваня, которые подверглись ассимиляции при японском правлении. Примерами этой политики были переименование улиц с японскими названиями в материковые географические названия, использование севернокитайского языка в школьном образовании и наказания за использование других региональных китайских идиомов (таких как хакка и хокло), а также обучение студентов почитанию традиционной этики, развитию панкитайского национализма и рассмотрению Тайваня с точки зрения Китая.[64][65] Другими причинами этой политики были борьба с японским влиянием на культуру, которое имело место в предыдущие 50 лет, и помощь в объединении недавних иммигрантов из материкового Китая, которые прибыли на Тайвань вместе с Гоминьданом и среди которых наблюдалась тенденция быть более лояльными к своему городу, округу или провинции[англ.], чем к Китаю как к стране.[66]
Китаизация Тибета — это изменение тибетского общества в соответствии со стандартами ханьских китайцев посредством государственной пропаганды, присутствия полиции, культурной ассимиляции, религиозных преследований[англ.], иммиграции, перемещения населения[англ.], освоения земель, передачи земель и политических реформ.[67][68][69][70] По данным американского отделения Офиса Тибета[англ.], это происходит с тех пор, как Китай восстановил контроль над Тибетом в 1951 году.[71] Источники, цитируемые Радио Свободная Азия, заявили, что в современном Тибете традиционные тибетские фестивали «превратились в площадку для пропаганды и политического театра», где «государственным служащим и пенсионерам запрещено заниматься религиозной деятельностью, а государственным служащим и учащимся тибетских школ запрещено посещать местные монастыри».[72]
В апреле 2016 года генеральный секретарь КПК Си Цзиньпин заявил, что для «активного руководства адаптацией религий к социалистическому обществу важной задачей является поддержка настойчивости религий Китая в направлении китаизации».[73][74] Позднее он повторил этот план на 19-м съезде Коммунистической партии, заявив: «Мы будем полностью реализовывать основную политику партии в религиозных вопросах, настаивать на китаизации китайских религий и обеспечивать активное руководство сосуществованием религии и социализма».[73][75]
Патриотическое «движение трёх автономий» и Христианский Совет Китая[англ.] организовали конференцию в Шанхае 4–6 августа 2014 г., посвящённую годовщине Патриотического «движения трёх автономий». Эта конференция включала семинар по китаизации христианства, на котором Фу Сяньвэй, председатель Патриотического «движения трёх автономий», заявил, что «церкви в Китае будут продолжать исследовать китаизацию христианства [и] обеспечивать, чтобы христианство укоренилось в почве китайской культуры, этнической принадлежности и общества... Чтобы способствовать китаизации христианства, церквям потребуется руководство и поддержка со стороны государственных органов, отвечающих за вопросы религии».[77][78]
В 2019 году председатель Патриотического «движения трёх автономий» Сюй Сяохун пообещал устранить любой западный «отпечаток» из китайской веры, заявив: «[Мы] должны признать, что китайские церкви именуются «Китай», а не «Запад»» и «Независимо от того, сколько усилий или времени это займёт, наша решимость поддерживать китаизацию протестантизма никогда не изменится, и наша решимость идти по пути, адаптированному к социалистическому обществу, никогда не поколеблется».[76]
В декабре 2023 года Ван Хунин заявил, что христианские группы должны «придерживаться направления китаизации христианства».[79]
В марте 2018 года архиепископ Пол Галлахер, секретарь по связям с государствами в Государственном секретариатеСвятого Престола, сказал, что «выделяются два выражения или, точнее, два принципа, которые должны взаимодействовать друг с другом, а именно «китаизация» и «инкультурация». Я убеждён, что важная интеллектуальная и пастырская задача возникает почти естественным образом из объединения этих двух терминов, которые указывают на два реальных видения мира».[81][82]
В июне 2018 года Конференция епископов Католической церкви в Китае и Католическая патриотическая ассоциация опубликовали «Пятилетний план по продвижению приверженности Католической церкви направлению китаизации в нашей стране».[83][84] Этот документ призывает католиков принять руководство Коммунистической партии, любить родину и подчиняться государству, а также принять директиву государства по осуществлению китайской культурной интеграции в католицизм. Церкви в провинции Хэбэй[англ.] и епархии Ибиньпровинции Сычуань[англ.] немедленно начали проводить обучающие семинары.[85][86]
Кардинал Паролин, государственный секретарь Ватикана, в интервью 2019 года газете Global Times, принадлежащей КПК, заявил, что китаизация является формой «инкультурации», что является католическим миссионерским термином, который относится к принятию местной культуры для провозглашения Евангелия. Он привел Маттео Риччи в качестве примера и указал, что китайское руководство обещало не подрывать доктрину и природу каждой религии. Он заявил в интервью: «Эти два термина, «инкультурация» и «китаизация», относятся друг к другу без путаницы и без противопоставления: в некотором смысле они могут быть взаимодополняющими и могут открывать пути для диалога на религиозном и культурном уровне».[87][88][89][90]
Мечеть со снятым куполом из-за проводимой политики китаизации
В 2015 году генеральный секретарь КПК Си Цзиньпин впервые поднял вопрос о «китаизации ислама». В 2018 году была издана конфиденциальная директива, предписывающая местным чиновникам «не допускать вмешательства ислама в светскую жизнь и функции государства».[91]
Ян Фамин, лидер Исламской ассоциации Китая[англ.], заявил в своей речи в 2018 году, что «Мы должны позволить традиционной китайской культуре проникнуть в ислам и совместно защищать духовную родину китайского народа».[92] Он призвал к тому, чтобы китайские особенности присутствовали в религиозных церемониях, культуре и архитектуре.[73]
В 2018 году более миллиона китайских государственных служащих начали принудительно жить в домах уйгурских мусульманских семей, чтобы отслеживать и оценивать сопротивление ассимиляции, а также следить за осуждаемыми религиозными или культурными практиками.[93][94] Эти государственные служащие были обучены называть себя «родственниками» и были описаны в китайских государственных СМИ как ключевая часть укрепления «этнического единства».[93]
По оценкам, по состоянию на 2019 год китайские власти могли задержать полтора миллиона человек в тайных лагерях для интернированных. Подавляющее большинство насильственно интернированных — мусульмане-уйгуры, но сюда также включены казахи и другие меньшинства.[95]
В сентябре 2020 года политика китаизации была направлена против мусульман-уцулов в провинции Хайнань. Ограничения включали ограничение размера мечетей, требование члена Коммунистической партии в комитетах по управлению мечетями, запрет на использование арабских слов на продуктовых лавках (например, «халяль») и запрет на ношение хиджаба в школах и государственных учреждениях.[96][97]
В июне 2023 года телеканал CNN сообщил, что китайские власти принудительно перестроили ряд мечетей, чтобы уничтожить традиционную исламскую архитектуру (например, минареты, купола) и заменить их китайской архитектурой.[98] В июле 2023 года Центральный институт социализма[англ.] Департамента труда Единого фронта разработал план по «слиянию ислама с конфуцианством», используя тексты Хань Китаб[англ.] в качестве руководства.[99]
↑ 12Lane, George.Sayyed ajall (неопр.). Encyclopædia Iranica (29 июня 2011). Дата обращения: 17 ноября 2012. Архивировано 17 ноября 2012 года.
↑Atwood, Christopher P. 2004. "Sayyid Ajall 'Umar Shams-ud-Din." Encyclopedia of Mongolia and the Mongol Empire. New York: Facts On File, Inc. Archived from the original on 2014-08-13.
↑(Original from the University of Virginia) Institute of Muslim Minority Affairs, Jāmi'at al-Malik 'Abd al-'Azīz. Ma'had Shu'ūn al Aqallīyat al-Muslimah.Journal Institute of Muslim Minority Affairs, Volumes 7–8. — The Institute, 1986. — P. 385. — «certain that Muslims of Central Asian originally played a major role in the Yuan (Mongol) conquest and subsequent rule of south-west China, as a result of which a distinct Muslim community was established in Yunnan by the late 13th century AD. Foremost among these soldier-administrators was Sayyid al-Ajall Shams al-Din Umar al-Bukhari (Ch. Sai-tien-ch'ih shan-ssu-ting). a court official and general of Turkic origin who participated in the Mongol invasion of Szechwan ... And Yunnan in c. 1252, and who became Yuan Governor of the latter province in 1274–79. Shams al-Din—who is widely believed by the Muslims of Yunnan to have introduced Islam to the region—is represented as a wise and benevolent ruler, who successfully "pacified and comforted" the people of Yunnan, and who is credited with building Confucian temples, as well as mosques and schools».
↑ 12Yang, Bin. Chapter 5 Sinicization and Indigenization: The Emergence of the Yunnanese // Between winds and clouds: the making of Yunnan (second century BCE to twentieth century CE). — Columbia University Press, 2008. — ISBN 978-0231142540.Ошибка: некорректно задана дата установки (исправьте через подстановку шаблона)
↑Thant Myint-U.Where China Meets India: Burma and the New Crossroads of Asia. — Macmillan, 2011. — «claimed descent from the emir of Bokhara ... and was appointed as the top administrator in Yunnan in the 1270s. Today the Muslims of Yunnan regard him as the founder of their community, a wise and benevolent ruler who 'pacified and comforted' the peoples of Yunnan. Sayyid Ajall was officially the Director of Political Affairs of the Regional Secretariat of Yunnan ... According to Chinese records, he introduced new agricultural technologies, constructed irrigation systems, and tried to raise living standards. Though a Muslims, he built or rebuilt Confucian temples and created a Confucian education system. His contemporary, He Hongzuo, the Regional Superintendent of Confucian studies, wrote that through his efforts 'the orangutans and butcherbirds became unicorns and phonixes and their felts and furs were exchanged for gowns and caps' ...». — ISBN 978-1-4668-0127-1.Ошибка: некорректно задана дата установки (исправьте через подстановку шаблона)
↑M. Th Houtsma.First encyclopaedia of Islam: 1913–1936. — BRILL, 1993. — P. 847. — «Although Saiyid-i Adjall certainly did much for the propagation of Islam in Yunnan, it is his son Nasir al-Din to whom is ascribed the main credit for its dissemination. He was a minister and at first governed the province of Shansi: he later became governor of Yunnan where he died in 1292 and was succeeded by his brother Husain. It cannot be too strongly emphasised that the direction of this movement was from the interior, from the north. The Muhammadan colonies on the coast were hardly affected by it. On the other hand it may safely be assumed that the Muslims of Yunnan remained in constant communication with those of the northern provinces of Shensi and Kansu.». — ISBN 90-04-09796-1.
↑(Original from the University of Virginia) Institute of Muslim Minority Affairs, Jāmi'at al-Malik 'Abd al-'Azīz. Ma'had Shu'ūn al Aqallīyat al-Muslimah.Journal Institute of Muslim Minority Affairs, Volumes 7–8. — The Institute, 1986. — P. 174. — «from the Yuan Dynasty, and indicated further Muslim settlement in northeastern and especially southwestern Yunnan. Marco Polo, who travelled through Yunnan "Carajan" at the beginning of the Yuan period, noted the presence of "Saracens" among the population. Similarly, the Persian historian Rashid al-Din (died 1318 AD) recorded in his Jami' ut-Tawarikh that the 'great city of Yachi' in Yunnan was exclusively inhabited by Muslims.».
↑(Original from the University of Virginia) Institute of Muslim Minority Affairs, Jāmi'at al-Malik 'Abd al-'Azīz. Ma'had Shu'ūn al Aqallīyat al-Muslimah.Journal Institute of Muslim Minority Affairs, Volumes 7–8. — The Institute, 1986. — P. 387. — «when Maroco Polo visited Yunnan in the early Yuan period he noted the presence of "Saracens" among the population while the Persian historian Rashid al-Din (died 1318 AD) recorded in his Jami' ut-Tawarikh that 'the great city of Yachi' in Yunnan was exclusively inhabited by Muslims. Rashid al-Din may have been referring to the region around Ta-li in western Yunnan, which was to emerge as the earliest centre of Hui Muslim settlement in the province.».
↑( )Thant Myint-U.Where China Meets India: Burma and the New Crossroads of Asia. — Macmillan, 2011. — «In this way, Yunnan became known to the Islamic world. When Sayyid Ajall died in 1279 he was succeeded by his son Nasir al-Din who governed for give years and led the invasion of Burma. His younger brother became the Transport Commissioner and the entire family entrenched their influence.». — ISBN 978-1-4668-0127-1.Ошибка: некорректно задана дата установки (исправьте через подстановку шаблона)
↑(Original from the University of Virginia) Institute of Muslim Minority Affairs, Jāmi'at al-Malik 'Abd al-'Azīz. Ma'had Shu'ūn al Aqallīyat al-Muslimah.Journal Institute of Muslim Minority Affairs, Volumes 7–8. — The Institute, 1986. — P. 385. — «On his death he was succeeded by his eldest son, Nasir al-Din (Ch. Na-su-la-ting, the "Nescradin" of Marco Polo), who governed Yunnan between 1279 and I284. While Arab and South Asian Muslims, pioneers of the maritime expansion of Islam in the Bay of Bengal, must have visited the».
↑Mark C. Elliott.The Manchu Way: The Eight Banners and Ethnic Identity in Late Imperial China (англ.). — illustrated, reprint. — Stanford University Press, 2001. — P. 242. — ISBN 0-8047-4684-2.. — «famous Manchu figure of the early Qing who belonged to the Niohuru clan) would have been the unwieldy "Niu-gu-lu E-bi-long" in Chinese. Moreover, the characters used in names were typically chosen to represent the sounds of Manchu, and not to carry any particular meaning in Chinese. For educated Han Chinese accustomed to names composed of a familiar surname and one or two elegang characters drawn from a poem or a passage from the classics, Manchu names looked not just different, but absurd. What was oneo to make of a name like E-bi-long, written in Chinese characters meaning "repress-must flourish," or Duo-er-gun, meaning "numerous-thou-roll"? S.... To them they looked like nonsense.... But they are not nonsense in Manchu: "E-bi-long" is the transcription of ebilun, meaning "a delicate or sickly child," and "Duo-er-gun" is the Chinese transcription of dorgon, the Manchu word for badger.».
↑Mark C. Elliott.The Manchu Way: The Eight Banners and Ethnic Identity in Late Imperial China (англ.). — illustrated, reprint. — Stanford University Press, 2001. — P. 242. — ISBN 0-8047-4684-2.. — «Thus we find names like Nikan (Chinese), Ajige (little), Asiha (young), Haha (nale), Mampi (knot—a reference to the hair?), Kara (black), Fulata (red-eyed), Necin (peaceful), Kirsa (steppe fox), Unahan (colt), Jumara (squirrel), Nimašan (sea eagle), Nomin (lapis lazuli), and Gacuha (toy made out of an animal's anklebone).44 Names such as Jalfungga (long-lived), Fulingga (lucky one), Fulungga (majestic), and Hūturingga (fortunate), were not unknown, either, particularly after the seventeenth century. Although mightily foreign when written as Zha-la-feng-a, Fu-ling-a, Fu-long-a, or Hu-tu-ling-ga».
↑Mark C. Elliott.The Manchu Way: The Eight Banners and Ethnic Identity in Late Imperial China (англ.). — illustrated, reprint. — Stanford University Press, 2001. — P. 243. — ISBN 0-8047-4684-2. Архивировано 5 января 2014 года.. — «While Chinese names, too, sometimes ended in characters with the sounds "zhu," "bao," and "tai," more often than not, such names in the Qing belonged to Manchus and other bannermen (Chinese bannermen and Mongols sometimes took Manchu-sounding names), even if the attached meaning is not clear (it is not certain that all names in fact had a specific meaning). Giving "numeral names" was another unique Manchu habit. These were names that actually referred to numbers. Sometimes they were given using Manchu numbers—for example, Nadanju (seventy) or Susai (fifty). Other times number names used the Manchu transcriptions of Chinese numbers, as in the name Loišici (= Liushi qi, "sixty-seven"), Bašinu (= bashi wu, "eight-five").45 Such names, unheard of among the Han, were quite common among the Manchus, an appeared from time to time among Chinese bannermen. Popular curiosity about this odd custom in Qing was partly satisfied by the nineteenth-century bannerman-writer Fu-ge, who explained in his book of "jottings" that naming children for their grandparents' ages was a way of wishing longevity to the newly born.46».
↑Edward J. M. Rhoads, Manchus & Han: Ethnic Relations and Political Power in Late Qing and Early Republican China, 1861–1928. University of Washington Press, 2000. Pages 52–54. ISBN 0-295-98040-0. Partially available on Google BooksАрхивировано 27 сентября 2023 года.
↑Edward J. M. Rhoads.Manchus & Han: ethnic relations and political power in late Qing and early republican China, 1861–1928 (англ.). — reprint, illustrated. — University of Washington Press[англ.], 2001. — P. 56. — ISBN 9780295804125. Архивировано 5 января 2014 года.. — «At Xiuyan, in eastern Fengtian, the Manchus in the seventh or eighth generation continued as before to give their sons polysyllabic Manchu personal names that were meaningless when transliterated into Chinese, but at the same time they began to also give them Chinese names that were disyllabic and meaningful and that conformed to the generational principle. Thus, in the seventh generation of the Gūwalgiya lineage were sons with two names, one Manchu and one Chinese, such as Duolunbu/Shiman, Delinbu/Shizhu, and Tehengbu/Shizhen. Within the family and the banner, these boys used their Manchu name, but outside they used their Han-style name. Then, from the eight or ninth generation one, at the beginning of the nineteenth century, the Gūwalgiya at Xiuyan stopped giving polysyllabic Manchu names to their sons, who thereafter used Chinese names exclusively.».
↑Mark C. Elliott.The Manchu Way: The Eight Banners and Ethnic Identity in Late Imperial China (англ.). — illustrated, reprint. — Stanford University Press, 2001. — P. 241. — ISBN 0-8047-4684-2. Архивировано 31 декабря 2013 года.. — «Chinese names consist typically of a single-character surname and a given name of one or two characters, the latter usually chosen for their auspicious meaning. Manchu names were different. For one thing, Manchus did not commonly employ surnames, identifying themselves usually by their banner affiliation rather than by their lineage. Even if they had customarily used both surname and given name, this would not have eliminated the difference with Han names, since Manchu names of any kind were very often longer than two characters—that is, two syllables— in length. Where a Han name (to pick at random two names from the eighteenth century) might read Zhang Tingyu or Dai Zhen, the full name of, say, Ebilun (a».
↑Dreyer, June Teufel (17 июля 2003). Taiwan's Evolving Identity. Woodrow Wilson International Center for Scholars. Архивировано из Woodrow Wilson International Center for Scholars оригинала 5 июня 2011. Дата обращения: 20 мая 2009. In order to shore up his government's legitimacy, Chiang set about turning Taiwan's inhabitants into Chinese. To use Renan's terminology, Chiang chose to re-define the concept of shared destiny to include the mainland. Streets were re-named; major thoroughfares in Taipei received names associated with the traditional Confucian virtues. The avenue passing in front of the foreign ministry en route to the presidential palace was named chieh-shou (long life), in Chiang's honor. Students were required to learn Mandarin and speak it exclusively; those who disobeyed and spoke Taiwanese Min, Hakka, or aboriginal tongues could be fined, slapped, or subjected to other disciplinary actions.{{cite conference}}: Проверьте значение |url= (справка)Источник (неопр.). Дата обращения: 16 июня 2020. Архивировано из оригинала 5 июня 2011 года.
↑Starting Anew on Taiwan (неопр.). Hoover Institution (2008). — «The new KMT concluded that it must “Sinicize” Taiwan if it were ever to unify mainland China. Textbooks were designed to teach young people the dialect of North China as a national language. Pupils also were taught to revere Confucian ethics, to develop Han Chinese nationalism, and to accept Taiwan as a part of China.» Дата обращения: 5 июня 2009. Архивировано из оригинала 8 апреля 2009 года.
↑Third-Wave Reform (неопр.). — «.... The government initiated educational reform in the 1950s to achieve a number of high-priority goals. First, it was done to help root out fifty years of Japanese colonial influence on the island's populace--"resinicizing" them, one might say- -and thereby guarantee their loyalty to the Chinese motherland. Second, the million mainlanders or so who had fled to Taiwan themselves had the age-old tendency of being more loyal to city, county, or province than to China as a nation. They identified themselves as Hunanese, Cantonese, or Sichuanese first, and as Chinese second.» Дата обращения: 1 января 2019. Архивировано из оригинала 16 июля 2011 года.
↑Burbu, Dawa. China's Tibet Policy. — Routledge, 2001. — P. 100–124. — ISBN 978-0-7007-0474-3.
↑2014 Annual Report: Religious and Human Rights Persecution in China (неопр.). Texas, USA: ChinaAid (апрель 2015). — «The National Committee of the Three-Self Patriotic Movement of Protestant Churches in China marked its 60th anniversary in 2014. Subsequently, China's government-sponsored China Christian Council (CCC) and the TSPM orchestrated a conference in Shanghai on August 4–6 to commemorate the anniversary of the TSPM, which included a seminar on the so-called "sinicization" of Christianity. Fu Xianwei, chairman of the TSPM, was quoted as saying that "churches in China will continue to explore the sinicization of Christianity [and] ensure Christianity takes root in the soil of Chinese culture, ethnicity, and society... To advance the sinicization of Christianity, churches will need guidance and support from government agencies in charge of religious affairs." Gao Feng, chairman of the CCC, stated that the TSPM would "take on a new mission in this age, adhere to the path of sinicization, and deepen and advance the process of sinicizing Christianity." Wang Zuo'an, director of the State Administration for Religious Affairs (SARA), also reinforced the need for the sinicization of Christianity.» Дата обращения: 9 февраля 2020. Архивировано 14 апреля 2020 года.
↑Myers, Steven Lee (21 сентября 2019). A Crackdown on Islam Is Spreading Across China. The New York Times. Архивировано 24 сентября 2019. Дата обращения: 9 февраля 2020. The restrictions they now face can be traced to 2015, when Mr. Xi first raised the issue of what he called the "Sinicization of Islam," saying all faiths should be subordinate to Chinese culture and the Communist Party. Last year, Mr. Xi's government issued a confidential directive that ordered local officials to prevent Islam from interfering with secular life and the state's functions.
↑杨发明委员：坚持我国伊斯兰教中国化方向-新华网. www.xinhuanet.com (кит.). 10 марта 2018. Архивировано из оригинала 24 апреля 2020. Дата обращения: 9 февраля 2020.
