Чапаев и Пустота (спектакль Мастерской Брусникина)

Всё произошло случайно. Я шел по улице на встречу с Дмитрием Владимировичем Брусникиным. Он все спрашивал, какой спектакль мы будем делать в следующем году, а у меня не было идей, честно говоря. И вот возле ЦУМа я внезапно встретил Петю Скворцова и Васю Михайлова, они стояли и курили. Подошел, разговорились. Слово за слово, и я сказал, что иду на встречу с Брусникиным, но не знаю, что ему предложить. А Вася говорит: «Предложи „Чапаева и пустоту“». И меня осенило вдруг: это же моя любимая книжка. Потом, когда я её перечитал, все и смонтировалось в голове.Максим Диденко о создании спектакля^[1]

В каком-то смысле этот спектакль — развитие наших взаимоотношений, которые начались с первого мастер-класса. Потом мы сделали «Конармию» и стали обсуждать, что можно сделать ещё. И в какой-то момент я спонтанно предложил сделать «Чапаева». Дмитрий Владимирович [Брусникин] эту идею поддержал, ребятам она тоже понравилась. Мы стали искать площадку, перебрали много вариантов, планировали делать спектакль в большом пространстве — там были другие декорации, другая идея, другое видение. Потом брусникинцы оказались в «Практике», и пришлось эту идею сжать, в результате чего тело спектакля распалось на три части. Идти он будет три часа: я подписал договор, в котором написано, что больше трех часов — нельзя (смеется)Максим Диденко о спектакле^[2]

Так как количество смыслов, заключенных в романе, количество линий, атмосфер, мотивов — огромное, вместить это в один спектакль не показалось мне возможным, — говорит Диденко. — Поэтому я выбрал три мотива, каждому из которых будет посвящен свой акт. Зал небольшой, и это позволяет рассмотреть сюжеты более внимательно под микроскопом камерного подвального пространства. Получается психотерапевтический тотальный метаспектакль, обращенный ко всем жителям Земли. Это интересно.Максим Диденко о спектакле^[3]

В «Чапаеве» немало серьёзных вызовов для артиста: современный танец, пение, огромный драматический эпизод, где вместо нормальных эмоций нужно играть рефлексию человека под веществами. Универсальные актёры Мастерской все это умеют: заслуга Диденко ещё и в том, что он сумел за три часа выгодно показать молодую труппу со всех сторонАнтон Хитров о спектакле^[4]

Новый спектакль «Практики» обречен на легендарность. Причин как минимум три. Во-первых, эта работа гипервостребованного Максима Диденко оказалась самой целостной и полноценной по сравнению со всеми его предыдущими. Во-вторых, получился одновременно самый красивый, масштабный и долгий спектакль «Практики» за всю её историю. В-третьих, исполнен он артистами «Мастерской Дмитрия Брусникина», то есть самой работоспособной труппой города. И в-последних, крошечный зал «Практики» просто физически не сможет вместить всех желающих посмотреть этот спектакль.Алексей Киселев о спектакле^[5]

Мне эта работа кажется очень серьёзным высказыванием о восприятии человеком XXI века исторической памяти и трагедии нашей страны. Сегодняшняя дискуссия о сталинизме (что важнее: человек или держава) вроде бы предполагает, что вопрос об оценке Гражданской войны закрыт. И это самоутешение оказывается ложным. Как понять теперь, чьими наследниками мы, сегодняшние, являемся: Колчака или Чапаева. Как распоряжается история сегодня — кто из них прав, кто виноват. Пелевин и Диденко рассказывают о принципиальной невозможности страстного, сочувственного понимания конфликта — это непостижимо, это невыносимо. Это понять рационально невозможно.Павел Руднев о спектакле