Черногорская военная миссия в России
Черногорская военная миссия в России[1] — военное представительство Королевства Черногория в Российской империи в годы Первой мировой войны, действовавшее с апреля по ноябрь 1915 года. Миссию возглавлял генерал Митар Мартинович, назначенный военным делегатом при Ставке Верховного Главнокомандующего русской армии. Её создание было инициировано черногорским королём Николой I при содействии его зятя, Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, действовавшего без предварительного согласия российского правительства. Формально миссия должна была заниматься вопросами военного сотрудничества и добиваться предоставления Черногории финансовой, продовольственной и военной помощи. Однако её основной, политической задачей было заручиться поддержкой России в вопросе значительного послевоенного территориального расширения Черногории (за счёт Боснии, Герцеговины и Далмации) и использовать присутствие делегата для укрепления самостоятельных позиций королевства, особенно в противовес влиянию Сербии. Попытки Черногории придать миссии постоянный характер и официальный дипломатический статус вызвали резкое неприятие в российских и сербских кругах, рассматривавших это как противоречащее союзническим интересам и политике на объединение южных славян. В ходе своей деятельности генерал Мартинович подписал от имени Черногории русско-итальянскую военную конвенцию, посещал Восточный фронт и, по свидетельствам, участвовал в боевых действиях. Миссия не достигла своих главных политических целей и не смогла обеспечить значимой помощи Черногории; она прекратила свою деятельность в конце 1915 года на фоне надвигавшегося военного краха королевства. Начало миссииС началом Первой мировой войны Королевство Черногория оказалось в сложной ситуации: в фактической изоляции и сильной политической и военной зависимости от Сербии. В стране не существовало формального института военной дипломатии для продвижения интересов армии и государства, хотя военные связи с другими странами поддерживались по мере необходимости. Король Никола I опасался угрозы будущему страны и своей династии со стороны Сербии и рассматривал послевоенное территориальное расширение как способ выйти из изоляции и ослабить зависимость от Белграда. Осознавая слабость государства, армии и подозрения со стороны союзников, он решил предпринять шаги для защиты позиций страны, заявив о территориальных претензиях через посредничество Италии и России. Первые сигналы о территориальных амбициях появились уже в декабре 1914 года, когда российский посланник в Цетине Александр Гирс докладывал о разговорах в окружении короля касательно претензий на Которский залив и побережье до Дубровника, которые Гирс счёл «фантастическими». Окончательные, более масштабные территориальные требования короля оформились весной 1915 года на фоне решения Италии вступить в войну на стороне Антанты[2]. Необходимость координации военных усилий с союзниками, особенно с Россией, которая десятилетиями оказывала помощь черногорской армии, также требовала налаживания связей[3]. Используя родственные связи (его дочери были замужем за российскими великими князьями), король Никола I добился того, что Верховный главнокомандующий русской армией великий князь Николай Николаевич, его зять, в конце марта 1915 года сам запросил присылку в Ставку доверенного лица из Черногории[4][5]. Великий князь пошёл навстречу просьбе короля без предварительного одобрения со стороны российского правительства[5]. Король вызвал дивизиара Митара Мартиновича (первоначально рассматривался Лука Гойнич[4]) и поручил ему отправиться в Россию[3]. Генерал Мартинович выехал из Цетине в Ставку 1 (14) апреля 1915[5], везя с собой письма министру иностранных дел С. Д. Сазонову и великому князю Николаю Николаевичу[5]. Формально целями миссии были: добиться согласия на назначение черногорского посланника в Петрограде и военного делегата при Ставке, лоббировать предоставление финансовой, продовольственной и военной помощи[6]. Однако основной, политической задачей было прозондировать позицию России относительно послевоенного расширения черногорских границ и использовать миссию для укрепления международных позиций Черногории как самостоятельного игрока[6][7]. Король передал Мартиновичу список вопросов первостепенной политической важности для обсуждения с Сазоновым[3]. С самого начала миссия вызвала подозрения у сербских и некоторых российских представителей. Если первоначально сербский дипломат в Цетине сообщал лишь о военно-технических задачах миссии, то уже в начале марта 1915 года появились донесения о её политическом характере. Считалось, что король Никола стремится эмансипироваться от Сербии, и установление прямых связей с Россией рассматривалось как шаг к этому. На фоне казавшейся вероятной перспективы объединения Сербии и Черногории, миссия Мартиновича воспринималась как попытка замедлить этот процесс и осложнить вопрос объединения, если бы Мартиновичу удалось закрепиться в России в качестве посланника[4]. Деятельность в РоссииОбсуждение территориальных претензийКлючевой, хотя и неофициальной, задачей миссии Мартиновича было заручиться поддержкой России в вопросе послевоенного территориального расширения Черногории. Толчком к этому, по воспоминаниям Мартиновича, послужило письмо Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича королю Николе I в конце марта 1915 года, в котором великий князь просил изложить территориальные пожелания Черногории. Король Никола I поручил Мартиновичу заявить о весьма значительных претензиях: на Сараево с окрестностями (Босния), всю Герцеговину, а также далматинское побережье от Сплита до черногорской границы. Дочь короля, великая княгиня Милица Николаевна, также поднимала этот вопрос перед императором Николаем II, представляя позицию Черногории о расширении за счёт Боснии, Герцеговины, Далмации и Албании. Столь обширные амбиции исходили из стремления короля Николы I гарантировать независимый статус Черногории и ослабить её зависимость от Сербии, отодвигая на второй план идею южнославянского объединения[6]. Российские дипломатические и военные круги были осведомлены об истинных целях миссии. Посланник в Сербии князь Трубецкой и военный атташе Потапов сообщали, что Мартинович стремится убедить великого князя учесть территориальные претензии Черногории и рассмотреть их отдельно от сербских при будущем мирном урегулировании. Потапов даже полагал, что Мартинович мог действовать в рамках плана, исходившего от итальянской королевы Елены (дочери Николы I), который предусматривал усиление Черногории за счёт ослабления Сербии[2]. Министр С. Д. Сазонов, выражал серьёзную обеспокоенность попытками наладить прямой канал связи между королём Николой и великим князем для продвижения планов по обособлению Черногории, считая это «совершенно недопустимым». Однако Н. А. Кудашева выражал сомнение в возможности этого, указывая, что генерал прибыл в Ставку по личной инициативе великого князя (или его супруги) и, вероятно, останется там по его усмотрению[8]. В итоге черногорские территориальные претензии были встречены в официальных российских кругах прохладно и отклонены. Их посчитали противоречащими общим интересам союзников, способными усилить разногласия между Черногорией и Сербией и вызывающими недоверие из-за напоминаний о сепаратных контактах Цетине с Веной и Берлином[6]. Официальная политика России была направлена на поддержку объединения южных славян под эгидой Сербии и установление её доминирования над Черногорией. Министр Сазонов доложил императору Николаю II, что принятие требований черногорского короля приведёт к расколу между Сербией и Черногорией и нанесёт вред интересам России, и получил одобрение на их отклонение[2]. Провал в этом ключевом вопросе предопределил неудачу всей политической миссии Мартиновича. Наследный принц Данило впоследствии жаловался российскому военному атташе на поддержку, оказываемую Россией Сербии[2]. Вопрос о поставках и финансовой помощиОдной из формальных задач миссии Мартиновича было лоббирование предоставления Черногории финансовой помощи, продовольствия и военных материалов, в которых страна остро нуждалась. Однако реальные возможности миссии в этой сфере оказались сильно ограниченными. Россия, ссылаясь на собственные нужды, не могла выделить помощь из своих резервов. Кроме того, на позицию России влияли и прошлые действия Черногории (нарушение военной конвенции 1910 года, Шкодерский кризис), из-за которых прямая финансовая и военная поддержка со стороны России фактически прекратилась ещё до начала миссии Мартиновича, а снабжение черногорской армии шло через Сербию (хотя и при возможной российской финансовой поддержке). Перед отъездом Мартиновича российские представители в Цетине дали понять, что его миссия может носить исключительно военно-технический характер, и даже в этой сфере её возможности будут невелики. На намёки Мартиновича о переговорах по вопросам помощи ему указали, что такие вопросы должны решаться через российскую миссию в Цетине[4]. Тем не менее, как свидетельствует донесение генерала Б. Янковича сербскому военному министру от 18 мая 1915 года, Мартиновичу удалось добиться конкретных успехов в области военных поставок. Он получил согласие России на отправку в Черногорию 1000 винтовок «Маузер» с боекомплектом, 20 000 комплектов солдатского обмундирования, 40 000 пар обуви, 45 полевых палаток, 300 лошадей и 2000 зарядов для мортир. Кроме того, Россия инициировала перед Францией вопрос об отправке в Черногорию двух горных батарей[9]. Несмотря на эти определённые достижения в обеспечении армии вооружением и снаряжением, миссии не удалось добиться существенного прорыва в вопросе масштабных прямых продовольственных поставок и финансовой помощи от России. Хотя российское правительство и предпринимало отдельные шаги по снабжению Черногории продовольствием, роль именно миссии Мартиновича в общем объёме помощи оставалась ограниченной. Единственным значимым финансовым результатом, достигнутым в период её работы, стало предоставление Черногории в октябре 1915 года займа в 8 (или 10) миллионов франков через парижский банк. Ключевые вопросы снабжения населения и общего финансирования во многом продолжали решаться по другим каналам, а распределением помощи на месте часто занимались сербские делегаты[4]. Военное сотрудничествоНесмотря на политические разногласия, определённое военное сотрудничество имело место. 3 (16) мая 1915 года генерал Мартинович, находясь в Ставке, был официально ознакомлен с русско-итальянской военной конвенцией, координировавшей совместные действия союзных армий, включая черногорскую против Центральных держав, и подписал её от имени Черногории[10], но лишь как свидетель[11]. Мартинович также имел возможность посещать действующую армию на Восточном фронте. По воспоминаниям журналиста М. К. Лемке, находившегося при Ставке, осенью 1915 года черногорский генерал вместе с японским представителем вернулся с фронта, где, по словам сопровождавшего их графа Замойского, они «ходили в атаку вместе с нашими войсками и вообще держали себя очень храбро», за что оба получили орден Святого Владимира. Сопровождение Мартиновича и японского представителя под огнём противника послужило одним из оснований для награждения флигель-адъютанта графа Замойского[12]. Статус миссииОфициальный статус миссии генерала Мартиновича с самого начала был предметом разногласий и интриг. Хотя формально миссия была представлена как временная и военно-техническая, существовали обоснованные подозрения, что черногорское правительство и сам король Никола I стремились придать ей постоянный и, возможно, дипломатический характер, чтобы усилить самостоятельные позиции Черногории на международной арене, особенно в отношениях с Сербией[4]. По данным российского дипломатического представителя в Цетине Обнорского и военного агента Потапова, сам Мартинович намекал на более длительное пребывание в России и на получение статуса уполномоченного представителя при Верховном главнокомандующем. Он даже обсуждал с Потаповым необходимость запроса агремана у российского правительства для официальных контактов с МИД, упоминая возможное содействие великой княгини Милицы Николаевны в этом вопросе. Потапов расценил это как попытку «закулисным путем <...> сделать из Митара посланника в Петрограде». По некоторым данным, Мартинович заявлял, что был назначен черногорским правительством «военным посланником и уполномоченным поверенным в делах». Однако эти амбиции не получили поддержки со стороны России и Сербии[4]. Российские официальные лица с самого начала чётко обозначили, что миссия может носить исключительно военно-технический характер. Переговоры о получении агремана не велись, и Мартиновичу было отказано в возможности обсуждать общие политические вопросы напрямую с российским правительством; ему указали, что для этого существует российская миссия в Цетине. Министр иностранных дел С. Д. Сазонов в докладе императору охарактеризовал попытку Черногории учредить отдельное представительство как противоречащую интересам России и способную навредить делу объединения южных славян. Сербская сторона также выступала категорически против придания миссии Мартиновича какого-либо дипломатического статуса, опасаясь отделения черногорских интересов от сербских при будущем мирном урегулировании. Таким образом, несмотря на возможные намерения черногорской стороны и заявления самого Мартиновича, он не имел в России официального дипломатического статуса. Его роль ограничивалась функциями военного делегата при Ставке ВГК[4]. Журналист Михаил Лемке, отмечает то, что черногорский представитель носил русскую форму[12]. Историки отмечают особый характер Черногорской военной миссии. Н. Г. Струнина подчёркивает, что сам факт её существования (наряду с миссиями великих держав) свидетельствует об особой заинтересованности великого князя Николая Николаевича в черногорских делах, а статус делегата был «необычным», не соответствовавшим реальному положению Черногории и её армии в рамках союзной коалиции[5]. Р. Распопович выражает скептицизм по поводу утверждений о том, что Мартинович был принят в России не только как военный делегат, но и как поверенный в делах, указывая на отсутствие официального дипломатического статуса и агремана[4]. Прекращение миссииМиссия генерала Мартиновича продолжалась около семи месяцев, с апреля по ноябрь (в других источниках указывается декабрь[3][13]) 1915 года. Не сумев добиться признания политических целей Черногории и столкнувшись с противодействием российских властей, Мартинович покинул Россию. По некоторым данным, он уехал «по собственной воле, понимая, что его дальнейшее пребывание в России не имеет никакого практического значения». Его отъезд не сопровождался формальностями, такими как вручение отзывных грамот[4]. Журналист Лемке зафиксировал, что в конце ноября 1915 года черногорский представитель уже находился на родине и не участвовал в поездке военных представителей союзников по российским заводам[12]. Вскоре после возвращения Мартиновича из России, в начале 1916 года, последовал военный крах и капитуляция Черногории, что положило конец дальнейшему развитию черногорской военной дипломатии[3]. Сам Мартинович недолго командовал Которским отрядом, оборонявшим Ловчен, а затем был интернирован австрийскими властями[1]. Упоминания в мемуарахЖурналист Михаил Лемке, служивший в Ставке, несколько раз упоминает черногорского военного представителя в своём дневнике «250 дней в царской ставке»[12]. Примечания
Литература
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Portal di Ensiklopedia Dunia
