Locus amoenus

Locus amoenus (лат. «приятная местность, прелестный уголок», произносится [ˈlokus aˈmɔɪnus]) — возникшее в европейской Античности и развитое в Средневековье представление об идеализированном месте на земле, где человек существует в абсолютной гармонии с природой. Этот европейский аллегорико-мифологический образ использовался в риторической традиции в качестве символа союза человека и природы, он повлиял на европейское изобразительное искусство^[1], богословие, литературу, садово-парковое искусство, ландшафтный дизайн и градостроительство, а через них — на культуру усадебной жизни и дачного загородного отдыха, пикников и проч. Топос locus amoenus был подробно рассмотрен Э. К. Курциусом в книге «Европейская литература и латинское Средневековье» (нем. Europäische Literatur und lateinisches Mittelalter, 1948).

По Курциусу, минимальный набор элементов топоса включает упоминание деревьев, луга, ручья или родника, к которым могут добавляться пение птиц, цветы, лёгкий ветерок.

Возникшее в Древней Греции и впервые появившееся у Гомера идеализированное представление о мирной жизни на лоне природы в некой отдаленной местности получило масштабную разработку в древнеримской поэтико-риторической традиции и в классическую эпоху обрело свой законченный вид: например, в «Буколиках» Вергилия идеальный мир сельской пастушеской общины в легендарной Аркадии, живущей в гармонии с природой вдали от излишеств и тревог городской жизни, мир, в котором замедляется сам неумолимый ход времени, стал одним из наиболее влиятельных образов мировой поэзии. На фоне идиллических природных картин в духе locus amoenus происходят, в частности, романтические любовные встречи. К концу классического периода образ «прекрасного места» приобретает черты литературного штампа. Трансформацию природного топоса предпринял Овидий в книге «Метаморфозы»: в его сюжетах «приятные места» таят опасности, переполнены скрытыми угрозами, чреваты гибелью, насилием, сумасшествием.

В раннем средневековом европейском мировоззрении топос идиллической природы тесно сплетается с образом недостижимо-прекрасного рая, представляющего собой поражающую воображение природную картину, в которой царит вечная весна, текут прохладные ручьи, поют удивительные птицы, мирно бродят звери, цветут необыкновенные цветы и растут прекрасные деревья^[2]. При этом образ locus amoenus устойчиво связывался с идеей культивирования, возделывания, приложения божественных или человеческих усилий, это именно сад («вертоград») в отличие от locus horridus, лесной чащи.

Преобразование места из locus horridus в locus amoenus — распространённый мотив легенд об основании монастырей^[3]. Гортологическая деятельность монахов, садоводство и огородничество, выращивание культурных и лекарственных растений при монастырях также естественным образом укладывалось в идею религиозного «возделывания своего сада», преобразования и гармонизации среды под влиянием христианской идеи приближения к Эдему, райскому саду, в ходе трудовой праведной жизни.

• Аркадия
• Пастораль
• Эдем
• Элизиум

• Курциус Э. Р. Европейская литература и латинское Средневековье. — Издательский Дом ЯСК, 2020. — Т. 1. — 560 с. — ISBN 978-5-907290-47-1.
• Голикова А. А. Locus amoenus в «Романе о Розе» Гийома де Лорриса // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2012. № 7-1 (18). С. 68-71.
• Лазарев А. И. Славянский топос и славянский локус Архивная копия от 12 апреля 2020 на Wayback Machine // Филологические записки. — calameo.com. — 07.04.2020.
• Сазонова Л. И. Из символики сада: от Средневековья до серебряного века // Сазонова Л. И. Память культуры. Наследие Средневековья и барокко в русской литературе Нового времени. — М.: Языки русской культуры, 2012.
• Свирида И. И. Locus amoenus // Метаморфозы в пространстве культуры. — М.: Индрик, 2009. — 464 с.
• Locus amoenus. Gardens and Horticulture in the Renaissance. Ed. A. Samson. 2012.