Вишневецкая, Марина Артуровна
Мари́на Арту́ровна Вишневе́цкая (род. 2 октября 1955, Харьков) — советская и российская писательница, поэтесса, сценаристка. БиографияМарина Вишневецкая родилась 2 октября 1955 года в Харькове. В 1979 году окончила сценарный факультет ВГИКа. Начала печататься как автор юмористических рассказов в 1972 году в журнале «Юность». Как прозаик — с 1991 года (рассказ «Начало» в сборнике «Новые амазонки», в контексте феминистского литературного проекта[2]). Повести и рассказы публиковались в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Волга», «Знамя». Автор 16 книг прозы. Стихи для детей — в журналах «Трамвай», «Кукумбер», еженедельнике «Неделя». Впервые отдельной книгой вышли в 2018 году. Написала сценарии более чем к 25 мультипликационным и десяти документальным фильмам. Автор детских анимационных программ на каналах РЕН ТВ и ТВ Центр. Член Академии кинематографических искусств «Ника». Член Русского ПЕН-центра (2013—2018), член ассоциации «ПЭН-Москва» (с 2018 г.). Входила в жюри премий И. П. Белкина (2004), «Дебют» (2006), «Русский Букер» (2008). Живет в Москве. Марина Вишневецкая снималась в документальном сериале «Фабрика чудес», фильм 2-й, «Автор сценария». ТворчествоМарина Вишневецкая продуктивно работала как сценарист. Среди ее резонансных работ — сценарий фильма «Потец» по одноименному тексту А. Введенского[3]. Проза Марины Вишневецкой характеризуется широким проблемно-тематическим диапазоном, разнообразием творческих задач. Исходно ее предмет - не столько закономерность, сколько казус. Ведущим вектором этой прозы с течением времени становился социально-психологический анализ с большой мерой авторского участия в судьбе персонажа. Вишневецкая - признанный мастер художественной аналитики, она чутко откликается на атмосферу времени, умея с пониманием рассказать о современных проблемах и показать современного героя (чаще героиню). Ее отличают глубокое погружение в душевный опыт персонажа и умение тщательно его описать и раскрыть. Взгляд на мир и на человека у Вишневецкой определен ее приверженностью гуманистическим идеям и ценностям. При этом Вишневецкая - тонкий стилист. С другой стороны, она продолжает писать для детей, и здесь дает волю своему творческому воображению, умея сочетать его с утверждением позитивных начал. В первых литературно-критических откликах на прозу Вишневецкой присутствует огромный разброс суждений, что отражает многогранность ее творческой личности и широту поисков. В. Яранцев вслед за Набоковым, высказавшимся так об Андрее Белом, определил прозу Вишневецкой как «капустный гекзаметр»[4] И. Роднянская видела в повести "Вот такой гобелен" ""электрическую" обманку" беллетристического свойства. Критик, с одной стороны, приветствует "правдоподобный вымысел" на фоне "современных сказок", но, с другой стороны, упрекает автора в "бесконтрольной влюбленности <...> в героиню, что граничит с самовлюбленностью"[5]. Н. Елисеев отыскал у Вишневецкой "поздний соцреализм" "с любовью"[6]. Е. Ермолин находил в ранней прозе Вишневецкой способность погружаться в мир персонажа, щеголеватость повествования, "причудливые изыски" игрового свойства и "склонность к излишней красивости в деталях", а иной раз и "релятивизм". При этом он фиксировал наличие вполне определенного социального содержания в прозе (в повести "Вот такой гобелен" - "неприятие новой русской буржуазии"[7]). А по поводу повести "Вышел месяц из тумана" он писал, что в ней есть и "мотив изживаемой вины и сознаваемого греха", который "относится к числу редчайших в современной прозе"[8]. Ему оппонировали О. Славникова[9], а затем Д. Маркова: «Если творчество Вишневецкой и связано с релятивизмом, то только в отношении к чужому слову, особенно явно выраженном в «доопытный» период, в страстной любви к этому чужому слову, к его вкусу»[10]. А. Архангельский полагал Вишневецкую талантливым беллетристом: «Марина Вишневецкая именно из этого, срединного, корневого ряда; без такой качественной, хотя и не всеохватной прозы, которую пишет она, нормальный литературный процесс невозможен <...> Нервическое напряжение пронизывающее прозу Вишневецкой, может, и болезненное, но не болезнетворное; ее стиль подчас чересчур прихотлив, но никогда не вычурен; она видит жизнь в драматическом свете, но не драматизирует собственное восприятие. »[11]. По-разному встречены критикой публиковавшиеся исходно в московских журналах, а потом отдельной книгой "Опыты". А. Немзер, отмечая "умение думать о другом человеке, понять чужую боль и чужую драму"[12], писал: "Читая «Опыты», понимаешь: да, «рассказ» и «повесть» могут различаться не только количеством страниц, могут полноценно выявлять свои жанровые сущности. Для опытов «демонстрации траура» (им книга открывается), «неучастия», «возвращения», «истолкования» достаточно рассказа, что строится вокруг эпизода-символа (пусть вбирая всю жизнь персонажа) — опыт любви требует повести, ее широкого дыхания и смысловой многомерности". И о повести "А.К.С. (опыт любви)": "Неповторимость лица и судьбы героини, открывающей (себе и нам) свой счастливый и проклятый «опыт» на пороге смерти, сопряженность лирического сюжета с новейшей историей России, мучительное приближение ко всегда сущей тайне любви — все это явлено с предельной достоверностью и редким «музыкальным» тактом"[13]. Д. Бавильский отмечает большую роль авторского проекта в "Опытах": "Нет, это не биологический, стихийный поток, но четко рассчитанный и по клеточкам перенесенный на бумагу рисунок - как в театре говорят, рисунок роли. Его структура, его постоянно меняющаяся фактура и оказывается главным событием рассказов Вишневецкой"[14]. А. Кузнецова обозначала свое сильное впечатление от книги так: "Каждая из миниатюр Вишневецкой - синтез повести Пушкина с фрагментом Монтеня, а вернее, Паскаля, поскольку передает экзистенциальный опыт <...> Вишневецкой не нужен рассказчик, ей не нужно ни системы зеркал, ни найденного дневника - она способна вселиться в своего героя и излагать его опыт как свой. Все "Опыты" написаны от первого лица, и именно мозаика этих миниатюр важна как целое для этой психологической прозы нового уровня"[15]. Е.Ермолин видел в "Опытах" "книгу признаний и откровений от первого лица (в каждом «опыте» это первое лицо – новое)"; "создается книга рефлективно-психологической, социально-характеристической прозы. Новая повесть замечательна уже сочетанием этих двух аспектов. Горожане, москвичи, на переломе от советской к постсоветской эпохе. Их обиход, их душевные метания и шараханья. В некоторых своих текстах Вишневецкая уже пыталась выходить и в экзистенциально-философскую сферу, вводила масштаб вечности". И о повести "А.К.С. (опыт любви)": "О любви Вишневецкая рассказывает, по-моему, замечательно, так жгуче и ярко, что поневоле и ты становишься соучастником в этой истории страсти. Но особое, пронзительное качество рассказу придает то, что еще не погасшее сердечное чувство соотнесено героиней с ее новыми убеждениями, со свежим опытом христианской веры и этики"[16]. Суммируя через несколько лет, выводы об этой книге, Е. Иванова отмечает: "В творческой биографии Марины Вишневецкой “Опыты” сыграли роль совершенно особую даже не потому, что повесть “Опыт любви” принесла две, как кажется, незапланированные литературные премии, а потому, что этот сборник сделал из мастеровитого автора, занимающего в литературе достойное место, прозаика, определяющего лицо современной литературы. Вишневецкая акцентировала важную, но, по-видимому, невостребованную сегодня линию в реализме: показывать не типичность уникального, но уникальность обыкновенного. В “Опытах” каждый текст - потрясение для читателя; в крайнем случае - серьезная встряска привычного багажа типовых знаний о человеке"[17] А. Немзер о романе "Кащей и Ягда" пишет как о прозе, в которой трансформация фольклорных персонажей позволила создать значимую книгу о любви[18] Для М. Кучерской этот роман - "литературный эксперимент, имитация эпоса, сага, вышитая по канве славянских мифов. Вишневецкая погружается в пропасть праистории, исследуя первоосновы человеческого бытия - послушание и неповиновение небесным силам, жизнь, смерть, конечность и вечность"[19]. "Буквы" в оценке Е. Ермолина - "виртуозный опыт игры с буквами алфавита, прояснение эмоционального и рассудочного отношения к ним, рукодельная каббала". Обобщая в 2010 году свои соображения о творчестве Вишневецкой, А. Немзер выделял два ракурса ее прозы: "Мир Вишневецкой вещно конкретен, осязаем, пластичен, но «вещи» (предметы, житейские реалии, артефакты, даже пейзажи) здесь всегда пронизаны двумя лучами – психологизирующей волей рассказчика (потому так любит Вишневецкая перволичное повествование, потому так важно ей дать «выговориться», то есть обнаружить свое «я» и выстроить свой «космос» весьма разноликим персонажам) и поэтическим (корректирующим «психологию», которая, по слову Достоевского, палка о двух концах) словом автора. Герои вольно или невольно наделяют мир гротескными и зловещими чертами, автор (чей голос то почти растворяется в ариях персонажей, то вырывается на свободу) непреложно свидетельствует о том, что и этот мир – прекрасен"[20]. Роман "Вечная жизнь Лизы К" вызвал несколько суждений критиков. Л. Сумм рассматривает роман как яркий художественный эксперимент: "Мы видим всё глазами Лизы и это пребывание в ней, бьющейся внутри самой себя и прорывающейся к миру через пелену, которой каждый отделен от других, пребывание в целом космосе другого человека и вместе с тем пребывание в себе и ощущение подвижной границы языка, сохраняющей сознание своего особого «я» – поразительно просто и ошеломляюще страшно"[21]. А. Буковская определяет книгу как "легкий, сбивчивый как воспоминания, остроумный любовно-семейно-политический роман про человека, для которого сочувствие и принятие естественнее, чем равнодушие, агрессия и пути простых решений"[22] Ю. Володарский дает такую характеристику роману: "частная история героини разворачивается на фоне общей истории России с её подавлением инакомыслия и реваншистской милитаристской истерией. Жёстко высказываясь о действиях власти, Вишневецкая не щадит и российскую либеральную интеллигенцию, ибо часть вины за нынешнее положение дел лежит на ней. Впрочем, "Вечная жизнь Лизы К." не столько поднимает острые проблемы, сколько нежно их сглаживает"[23]. Е. Ермолин характеризует его как редкий литературный опыт о взрослении, созревании инфантильной героини. "Лиза живет жизнь, как бы не приходя в сознание. Ей точно недостает прочности, надежности. И в этом она вполне адекватна бестолковой, бессмысленной, амальгамной, протеистичной эпохе. <...> по ходу повествования, гибкая, дробная, хорошо умеющая приспосабливаться к самым разным обстоятельствам, легкомысленно-сообразительная москвичка сталкивается с необходимостью принимать решения, которые необратимы, и призывается к ответу за себя и своих близких, причем в прямой связи с названными историческими перипетиями (впрыскиваниями исторического в ткань безысходной повседневности). К Лизе приходит зрелость, а это не с каждым случается. <...> Это важная книга о возвращении в историю невинно-безответственного человека, беспамятно замкнутого в порочном кругу мимолетной повседневности"[24] О книге "Кто такие сутки" Н. Вишнякова пишет: "Книгу стихов Марины Вишневецкой можно отнести к моему любимому жанру детской литературы – переводу с детского на поэтический. И это не сюсюканье, не снисходительный и нарочитый наклон головы вниз, к назойливому автору бесконечных вопросов, а именно знание детства – детствознание, детствоведение. Поэту Марине Вишневецкой по-настоящему комфортно на этой детской площадке, она действительно ловит кайф от всех этих подслушанных вопросиков, словечек, от этой простоты, за которой – невероятная, недостижимая сложность"[25]. Признание и награды
Избранная библиография
Избранная фильмографияСценарии анимационных фильмов
Сценарии документальных фильмов
Экранизации книг
См. такжеЦитаты
Ссылки
Примечания
|
Portal di Ensiklopedia Dunia