Инкорпорация (лингвистика)

Инкорпорация (лат. incorporātiō «включение в состав») — языковое явление, при котором в глагольную форму инкорпорируется, то есть вставляется, другая основа, в результате чего образуется единое морфологически сложное слово^[1][2]. Обычно под инкорпорацией подразумевается инкорпорация существительного (англ. noun incorporation)^[2]. Инкорпорация характерна для синтетических и полисинтетических языков, при этом существуют и аналитические языки, в которых встречаются подобные явления^[1][2].

Инкорпорируемое существительное не может являться синтаксическим аргументом в предложении. Таким образом, аффиксы, выражающие число, падеж, определённость и т. д., обычно отбрасываются^[3], инкорпорируемое слово обычно обрезается до корня или основы^[1]. Это приводит к тому, что инкорпорация уменьшает количество актантов глагола. Например, в чукотском языке, который является эргативным, в предложении «Я ставлю ловушку» без инкорпорации местоимение «я» будет иметь показатель эргатива, а «ловушка» — абсолютива, в то время как в предложении с инкорпорацией форму абсолютива будет иметь местоимение, а инкорпорированное существительное не будет иметь падежных показателей^[2].

Получившееся в результате инкорпорации сложное слово едино с точки зрения фонологических свойств. Например, если в языке есть сингармонизм, он работает в этом слове так же, как и в других словах, то же касается и ударения^[1][4]. Семантическое отношение инкорпорируемого существительного к глаголу может быть разным. Самый частый объект инкорпорации — прямое дополнение (типа «мяче-играет»)^[1], в других языках может инкорпорироваться существительное со значением инструмента или обстоятельства места (типа «тай­но-при­шёл»)^[3], а также подлежащего (типа «снего-выпало»)^[1]. Глаголы с инкорпорацией могут идиоматизироваться и образовывать новые слова, смысл которых не связан с исходными существительным и глаголом явным образом^[5].

Способность создавать новые конструкции с инкорпорацией варьируется в разных языках. Например, в ирокезских языках инкорпорация очень продуктивна. Однако Марианна Митун отмечает, что она «продуктивна в том смысле, в каком продуктивно словообразование, а не синтаксис» — носители знают, какие конструкции существуют в языке, а какие нет, и обращают внимание на использование новых для себя комбинаций глаголов и существительных^[6].

В чукотском языке с помощью инкорпорации выражаются отношения, соответствующие атрибутивным (га-нэран-тор-мэлгар-ма «с двумя новыми ружьями»), обстоятельственным (мыт-винвы-эквэт-ыркын «тайно отправляемся»), объектным (мыт-купрэ-гынрит-ыр-кын «сети охраняем»), а также объектным, осложнённым атрибутивными (мыт-тур-купрэ-гынрит-ыркын «новые сети охраняем»). Такой инкорпоративный комплекс не сводим ни к слову (отличается лексико-семантической расчленённостью), ни к словосочетанию (морфологическая цельность)^{[7][источник не указан 1707 дней]}.

Инкорпорация может быть факультативной, когда её использование обусловлено намерением говорящего выделить тот или иной оттенок смысла, и обязательной, когда выразить тот же смысл без инкорпорации невозможно^[1].

Основная функция инкорпорации заключается в образовании новых глаголов с более специфическим смыслом. Обычно такие конструкции выражают регулярные, обычные, типичные действия, которые носителям языка приходится часто называть^[3][8].

Другая важная функция — понижение роли инкорпорируемого существительного в предложении. Существительное как бы отходит на второй план, уступая свободные синтаксические роли для других актантов. Например, зачастую инкорпорируется существительное, обозначающее часть тела; таким образом в предложении выделяется не часть тела, а её обладатель — более важный участник ситуации^[9]. Считается, что инкорпорируемые существительные чаще всего не имеют референции, хотя существуют примеры, показывающие обратное^[10]. Лингвист Владимир Плунгян отмечает, что инкорпорированное существительное может обозначать не просто нереферентный, а имперсональный, или неопределённый объект, который не важен сам по себе, а требуется в большей степени для характеризации действия (например, как «дверь» в конструкции «постучать в дверь»)^[11].

В языках мира встречаются явления, которые имеют общие свойства с инкорпорацией, но при этом в чём-то различаются. В некоторых случаях инкорпорируемое существительное не вставляется внутрь глагола, а добавляется к нему спереди, не образуя единого фонетического слова — при этом существительные так же, как и в инкорпорации, не имеют морфологических показателей и синтаксических ролей. Лингвист Кеннет Майнер назвал такое явление английским термином noun stripping (с англ. — «разборка существительного»)^[12], а по-русски его называют «конструкцией с неоформленным именем» или «слабой инкорпорацией» (в противопоставление полноценной «сильной»)^[8]. Считается, что из таких конструкций в языке и развивается «сильная» инкорпорация^[13].

«Сильная» инкорпорация встречается, например, в чукотско-камчатских, ацтекских^[8] и ирокезских языках^[6]. Ограниченное применение инкорпорация имела в санскрите, латыни и древнегреческом^[8].

В германских и романских языках существуют конструкции, похожие на инкорпоративные^[8]: например, англ. baby-sit («нянчить, сидеть с ребёнком») от baby («ребёнок») + sit («сидеть»). Однако они являются результатом обратного словообразования и происходят от существительного или герундия: baby-sit ← baby-sitter («нянька, сиделка»)^[13].

В русском языке есть несколько конструкций, внешне схожих с инкорпоративными — это сложные глаголы с идиоматизированными значениями, состоящие из именного и глагольного корня (типа «рукоположить» или «злословить»). Почти все они являются кальками с древнегреческих глаголов, заимствованными из церковнославянского. Сама же конструкция непродуктивна: например, невозможно образовать соответствующие глаголы от сложных существительных типа «сердцебиение»^[8].

«Слабая» инкорпорация встречается, например, в тамильском, индонезийском или языке надеб^[12].

• Martin Haspelmath, Andrea D. Sims. Understanding Morphology. — 2-е изд. — London: Hodder Education, 2010. — ISBN 9780340950012.
• Viveka Velupillai. An Introduction to Linguistic Typology. — John Benjamins Publishing, 2012. — 517 с. — ISBN 9789027273505.
• Marianne Mithun. The Evolution of Noun Incorporation (англ.) // Language. — 1984. — Iss. 60, no. 4. — P. 847—895.
• Marianne Mithun. On the nature of noun incorporation (англ.) // Language. — 1986. — Iss. 62, no. 1. — P. 32—38.
• Mark Baker. Incorporation: A Theory of Grammatical Function Changing (англ.) // Massachusetts Institute of Technology. — 1988.
• Marianne Mithun. Incorporation (англ.) // Morphologie: Ein Internationales Handbuch Zur Flexion und Wortbildung. — Walter de Gruyter, 2000. — Vol. 1. — P. 916—928.
• Владимир Плунгян. Введение в грамматическую семантику: грамматические значения и грамматические системы языков мира. — РГГУ, 2011. — 669 с. — ISBN 9785728111221.

• Типология (лингвистика)
• Полисинтетические языки