Социальная революция в Руанде
Социа́льная револю́ция в Руа́нде[1] (англ. Rwanda's Social Revolution[2]), также известная как Руанди́йская револю́ция (англ. Rwandan Revolution[3]; фр. Révolution rwandaise[4]), Револю́ция ху́ту (англ. Hutu Revolution[5][6]), Социа́льная револю́ция ху́ту (англ. Hutu Social Revolution[7]) или «Ве́тер разруше́ния»[8] (руанда umuyaga wo kurimbuka, англ. Wind of Destruction[9]), — период истории Руанды с 1959 по 1961 год, который характеризовался взаимным насилием между двумя основными национально-этническими группами страны — хуту и тутси, развившимся на почве этнической и национальной ненависти. Итогом стало преобразование Руанды из подконтрольной Бельгии монархии во главе с тутси родом из клана Ньигинья[фр.] в независимую республику под контролем хуту. Революция началась в ноябре 1959 года с серии нападений, поджогов домов и этнических столкновений, совершённых хуту после того, как группа экстремистов из числа тутси совершила нападение на их вождя Доминика Мбоньюмутву. В ответ тутси попытались добиться скорейшей независимости и изгнать хуту и бельгийцев из страны, но в этом им помешал властвовавший в регионе бельгийский полковник Ги Логье[англ.]. Бельгийцы стали поддерживать замещение тутси хуту, проводя массовые переназначения и чистки в государственном аппарате. Король Кигели V превратился из фактического правителя страны в номинального властителя, который на деле не имел никакой власти; позже он и вовсе бежал из страны. На фоне продолжающегося этнического насилия бельгийцы организовали выборы, на которых победили националисты-хуту, собрав более 70 % поддержки. В 1961 году страна стала автономной республикой, а год спустя получила независимость. Революция оказала большое влияние не только на Руанду, но и на ряд других стран региона Великих Африканских озёр. Некоторые историки называют это событие ключевым в истории региона. Оно унесло жизни десятков тысяч человек, возможно, и более сотни, не менее 336 тысяч человек стали беженцами. В дальнейшем партизанские отряды тутси пытались вернуть себе власть, порождая новые всплески этнического насилия. В 1990 году самая крупная из группировок, сформированных из беглецов, — Руандийский патриотический фронт — развязала полномасштабную гражданскую войну, которая привела к ещё более серьёзному обострению межнациональных отношений в стране и геноциду. В итоге РПФ во главе с Полем Кагаме одержал победу и вернул власть тутси. На 2024 год эта военизированная организация, преобразованная в партию, остаётся главной правящей силой в стране. Предыстория: причины и развитие межнациональных конфликтов и напряжённостиПлемена охотников-собирателей заселили территорию современной Руанды, как и все земли вокруг Великих Африканских озёр, не позднее последней ледниковой эпохи, в промежутке между началом или серединой неолита и 3000 годом до н. э., то есть примерно концом Африканского влажного периода[англ.][10]. Они считаются предками пигмеев тва, самой древней и ныне самой малочисленной нации страны[11]. В 2000 году до н. э.[12] состоялась миграция говорящих на языках банту племён с юга Африки[13]. Относительно того, кем были мигрировавшие племена, есть две теории. Согласно первой из них, «первой волной мигрантов» были хуту или их предки, а тутси представляют собой пришедшие позже племена завоевателей с севера, из района притоков Нила[14]. В пользу этой версии говорит и тот факт, что хуту — земледельцы, а тутси — скотоводы[15]. Согласно другой теории, племена, являвшиеся предками хуту и тутси, прибывали в земли Великих Африканских озёр с юга одновременно и постепенно, небольшими группами, а позже слились в единый народ[16]. Таким образом, исходя из этой теории, все сложившиеся между хуту и тутси различия являются не этническими, а лишь классовыми, связанными с тем, что вторые стали править первыми[17]. В целом же этот вопрос[англ.] остаётся крайне дискуссионным; в научном сообществе не существует единого мнения на этот счёт[18][19]. Так или иначе, уже к XVIII—XIX векам обе основные племенные группы страны говорили на одном языке из группы банту, носили одинаковые имена[20], исповедовали одну и ту же религию, имели одну культуру и один и тот же рацион питания, а также свободно вступали в брак друг с другом[21]. Изначально племена банту по всей территории Великих Африканских озёр организовывались в кланы (руанда ubwoko), в каждом из которых были как тутси, так и хуту с тва[22]. Позже эти кланы стали объединяться в «королевства» и «княжества»[~ 1] — к 1700 году таких монархий насчитывалось уже восемь[24]. Правителями большинства государств были хуту[23]. ![]() Примерно с середины XIV века на территории современной Руанды существовало три «княжества», которыми правили тутси[25]. К 1740—1750-м годам они объединились в «королевство», которое вскоре стало доминирующим в регионе[26], а через сто лет, в правление короля-воина Кигели Рвабугири (он же Кигели IV), достигло территориального апогея[27]. Ему удалось расширить территорию своего государства почти втрое, завоевав земли нескольких соседей. После этого король начал далеко идущую земельную реформу[28], в ходе которой в обмен на работу в угоду тутси хуту передали часть скота и земель, пригодных для сельского хозяйства. Ранее они были де-факто бесправны, жили общинами и практически не имели имущества[29]. Введённая королём система напоминала барщину[30] и на местном наречии называлась убуретва (руанда uburetwa)[31] — хуту работали безвозмездно два дня в неделю на своего хозяина из тутси[32]. К тому же «королевство» во времена Кигели IV стало полноценным скотоводческим феодальным государством, в котором земледелие, традиционное занятие хуту, не играло большой роли[33]. После этой реформы хуту стали ощущать себя ещё более униженными, чем ранее, поскольку до этого ничего не имея из имущества, они хотя бы не были прислугой у тутси[34]. К тому же представителям двух национальностей отныне было фактически запрещено вступать друг с другом в брак; единичные случаи могли караться изгнанием[35]. В то же время хуту и тутси имели право на единовременную службу в королевской армии[21]. Тва же чувствовали себя лучше хуту. Некоторые из них даже были приближёнными королей. Однако представители этой карликовой нации были слабы физически, имели маленькое потомство, в связи с чем их количество стремительно сокращалось[36]. ![]() В 1884 году ведущие державы Европы провели в Берлине конференцию, на которой закрепили границы, по которым должен был проходить колониальный раздел Африки[37]. После этого на территорию Руанды и в близлежащие «княжества» начались европейские экспедиции. Первым из тех, кто сумел проникнуть в земли «королевства», стал австриец Оскар Бауман, ступивший на землю Руанды уже в 1892 году[38]. Следом за ним во главе войска в 620 человек сюда прибыл Густав Адольф фон Гётцен, которому даже удалось побывать на официальном приёме у короля, на котором Густав предложил ему добровольно перейти под протекторат Германии[39]. Король ответил отказом, что привело к государственному перевороту[40], первому в истории страны[41]. На трон сел Юхи V Мусинга, признавший протекторат кайзера и 22 марта 1897 года закрепивший его законодательно[40]. Немцы создали здесь сильную вертикаль власти и осуществляли опосредованное военное правление, привлекая к процессу племенных вождей[42] с целью обеспечения возможности содержания на территории как можно меньшего числа войск[43]. Ситуация изменилась с началом Первой мировой войны. 31 августа 1915 года Бельгия, входившая в Антанту и воевавшая с входившей в Тройственный союз Германией, вторглась в земли Германской Восточной Африки и к следующему году взяла значительную часть этой колонии под свой контроль, установив свою администрацию[44]. Одержав победу, бельгийцы, как писал французский профессор и специалист по району Великих Африканских озёр Жан-Пьер Кретьен, стали управлять страной ещё более жёстко, чем немцы: они лишили всех местных вождей прав на правление своим народом[45] и под мандатом Лиги наций управляли сами, централизованно и без посредников[46]. Однако, согласно историку-африканисту Катарин Ньюбери, власть короля оставалась незыблемой, и в действительности все европейские чиновники, которые управляли провинциями, назначались лишь с его согласия. По её словам, главы низших субъектов теоретически зависели от них, однако де-факто тоже напрямую подчинялись мвами[~ 2], а резиденции европейских губернаторов управлялись его жёнами или наложницами. Таким образом, согласно Ньюбери, в каждом округе было минимум по три должностных лица, напрямую зависевших от короля[48]. Стремясь держать под контролем любые действия в колонии, бельгийцы сохранили немецкую систему управления государством и сотрудничали с традиционными руандийскими вождями-тутси, что ставило хуту в ещё более зависимое положение, чем когда «королевство» было полностью независимым[49]. Они же внедрили в систему управления страной удостоверения личности с указанием национальности в отдельной графе без возможности её изменения, что сделало национальную ситуацию ещё более напряжённой[50]. Система управления, внедрённая бельгийцами, похожа на южноафриканский апартеид, внедрённый африканерами годами позже[21]. До этого люди разделялись по нациям более по социально-политическому, нежели этническому признаку[51], и могли «переходить из одной национальности в другую»: разбогатевший хуту имел возможность примкнуть к правящей элите, где его считали тутси, а обедневших тутси нередко относили к хуту[52]. События перед революциейОбразование контрэлиты со стороны хутуБельгия не только удержала территорию колонии Руанда-Урунди в межвоенный период, но и продолжила управлять ей и после окончания Второй мировой войны, получив от Организации Объединённых Наций мандат на контроль территории вплоть до обеспечения её независимости[53]. Эта война значительно изменила жизнь в стране, в частности экономический ландшафт: оборот наличности рос[54], а вместе с ним рос и спрос на рабочую силу на рудниках конголезской Катанги и на сахарных и кофейных плантациях Руанды-Урунди[55]. Одновременно произошёл важный сдвиг в католической церкви: многих священников руандийской церкви, происходивших из богатых и консервативных слоёв общества[56], бельгийцы заменили на молодое и готовое к переменам духовенство из рабочего класса, подавляющая часть из которого была фламандцами по происхождению. В отличие от ранее занимавших эти посты валлонских бельгийцев, они сочувствовали положению хуту[57]. Новые экономические условия и хорошо налаженное семинарское образование, которое давала церковь, дали хуту невозможную ранее социальную мобильность и позволили им создать своеобразную интеллигенцию[58], наиболее видной фигурой которой стал Грегуар Кайибанда. Как и большинство представителей сформированной «контрэлиты» хуту, он прошёл подготовку для получения духовного сана в семинарии Ньякибанды[англ.][59] и, завершив в 1948 году своё обучение на священника, устроился учителем начальных классов. В 1952 году Кайибанда сменил Алексиса Кагаме на посту редактора католического журнала L’Ami[60]. В конце десятилетия он был членом совета директоров продовольственного кооператива Trafipro[61] и редактором одного из поддерживавших движение хуту журналов Kinyamateka[59]. Позже Кайибанда основал «Социальное движение Мухуту» (фр. Mouvement social muhutu, MSM)[~ 3], которое ставило своей целью защиту прав и интересов хуту[61]. Второй крупной фигурой движения был Жозеф Гитера. Как и Кайибанда, он был семинаристом[63], но в своё время прекратил обучение, задавшись целью построить небольшой кирпичный завод[64] на юге страны, где он и жил[61]. Гитера основал партию под названием «Ассоциация за социальный прогресс народных масс[англ.]» (фр. Association pour la promotion sociale de la masse, APROSOMA). Историки церкви Иэн и Джейн Линдены описали его как более сострадательного, нежели Кайибанда, но часто неустойчивого и порой фанатичного человека[63]. В отличие от Кайибанды, Гитера ещё в 1957 году призывал к решительным действиям по свержению монархии, «угнетавшей хуту». При этом его риторика в своей основе была нацелена более на освобождение бедных (как хуту, так и тутси) от власти богатых королей, нежели на социальное разделение представителей разных национальностей[65]. Ухудшение отношений между хуту и тутсиВ начале и середине 1950-х годов Бельгия проводила на территории Руанды-Урунди политику либерализации, демократизации и насаждения антикоммунизма. Интеллигенция поддерживала достаточно дружественные отношения с королём страны, надеясь мирно добиться установления конституционной монархии. Молодые хуту и тутси, которые вместе получали образование в семинарии или работали в области международной торговли, объединялись в группы[66], получившие среди европейцев известность как «эволюэ»[67] (фр. Évolué, дословно — «Развитый»[~ 4]), и в дальнейшем работали на младших должностях в колониальной администрации[31]. Однако во второй половине 1950-х отношения между ними резко ухудшились[66]. В июле[67] 1956 года[69] конголезская газета La presse africaine опубликовала статью анонимного священника с подробным описанием многолетних предполагаемых злоупотреблений со стороны действующей власти в отношении хуту. Данная публикация не была единственной: позже несколько других конголезских и руанда-урундийских газет опубликовали похожие статьи, которые подробно описывали историю межнациональных взаимоотношений, а также статус и полномочия мвами. Король Мутара III и члены правящей верхушки тутси отвергли эти обвинения, заявив, что никаких национальных различий в государстве не существует и что хуту и тутси неотличимы друг от друга[67]. До 1956 года монархи тутси не придавали большого значения процессу обретения независимости, будучи уверены, что в должный момент бельгийцы просто передадут им всю полноту власти. Однако в конце этого года Мутара III и его приближённые, встревоженные быстрорастущим влиянием хуту, начали кампанию по максимально быстрому переходу к независимости[56]. Историк Джеймс Карни назвал 1956 год в Руанде-Урунди «годом манифестов» (англ. The Year of Manifestoes)[70]. Сначала мвами и его верховный совет, в котором по-прежнему доминировали тутси[71], через манифест, названный «Mise au point» (с фр. — «Совершенствование»[70] и написанный в ожидании миссии ООН[72], предложили основать новые министерства, которыми они бы управляли независимо от колонизаторов: финансов, образования, общественных работ и внутренних дел. Интеллигенция хуту быстро отреагировала на это событие, расценив его как заговор правящей элиты с целью закрепления превосходства тутси в стране и после обретения независимости[73]. Кайибанда вместе с другими лидерами хуту начал работу над своим манифестом, получившим название «Манифест бахуту[фр.]» (фр. Manifeste des Bahutu)[~ 5][75]. В его написании хуту помогали молодые бельгийские священнослужители, которые по-прежнему сочувствовали положению представителей этой национальности[73]. Данный документ подверг резкой критике косвенное правление бельгийцев. Он призывал к отмене системы Убухаке[англ.][~ 6] и развитию среднего класса в обществе. Это был первый в истории документ, в котором хуту и тутси представляли друг друга принадлежащими к разным расам: первые называли вторых хамитами и обвиняли в расизме и установлении «расовой монополии», называя расу «маркером угнетения и свободы»[78]. Через манифест Кайибанда и другие лидеры хуту призывали к передаче всей полноты власти от тутси к ним на основе «статистического закона»[79] и к началу экономических и политических реформ в стране[80]. Эти манифесты о конкурирующих друг с другом представлениях по развитию будущего страны привлекли значительное внимание бельгийских политиков и общественности к проблемам социальной политики и социального неравенства в Руанде, которые до этого были предметом изучения лишь для социологов и некоторых специализированных подразделений бельгийской администрации[81]. Следующим катализатором ухудшения отношений стали первые демократические выборы[англ.], прошедшие в 1957 году, на которых имели право голосовать все совершеннолетние мужчины[31]. 66 % избранных парламентариев были хуту, однако ранее на этих должностях хуту и тутси было поровну. На более высокие же должности люди по-прежнему назначались, а не избирались, и почти все они были тутси. Такая несбалансированность подчеркнула, что национальное неравенство не в пользу хуту могло существовать[82]. В 1958 году группа ультраконсервативно настроенных хуту[83] во главе с Гитерой посетила дворец в Ньянзе. Гитера относился к монарху подчёркнуто уважительно, а Мутара III к лидеру хуту наоборот — с ярко выраженным презрением. В какой-то момент он схватил Гитеру за горло и назвал его и его последователей «ненавистниками Руанды» (руанда inyangarwanda). Это унижение побудило организации MSM, APROSOMA и поддерживающие хуту католические издания занять более твёрдую антимонархическую позицию[84]. Журнал Kinyamateka опубликовал подробный отчёт о том, как монарх обращался с лидером хуту, развенчивая его полубожественный образ и обвиняя в «смертных грехах» — расизме и поддержке доминирования тутси в повседневной жизни. Кроме этого, в журнале публиковались статьи, которые цитировали мифы о происхождении хуту, тутси и тва из «Манифеста бахуту». Авторы этих статей называли политику мвами несовместимой с идеями равенства и демократии[85]. Они не оспаривали власть короля над «крестьянами» напрямую[86], но рассказ об эмоциональном всплеске Мутары III привёл к расколу между ним, интеллигенцией хуту и бельгийскими властями[87]. В том же году бельгийское колониальное правительство попыталось лишить короля власти, сделав его лишь номинальным властителем[88]. Однако Мутара III всё ещё был популярен у локальных руководителей и среди большинства тутси, которые опасались усиления господства хуту и всё растущего националистического движения последних. Поэтому действия бельгийцев привели к серии протестов и забастовок[89]. Смерть Мутару III и формирование «Руандийского национального союза»В декабре 1958 года губернатор Руанды-Урунди выступил с официальным заявлением, в котором признал существование в стране этнонациональной проблемы, однако утверждая при этом, что она носит не политический характер. Он потребовал от хуту объединиться с тутси в общей борьбе с бедностью, а не заниматься межплеменной рознью[90]. Позже, в январе 1959 года, бельгийское правительство организовало «рабочую группу» (фр. Groupe du travail) и направило её в Руанду для «разведки политической ситуации». Она вернулась в апреле[91] или мае[~ 7] того же года[92], после чего правительство страны созвало парламентскую комиссию для изучения доступных вариантов демократизации и предоставления независимости колонии[93], по итогам заседания которой назначило новые выборы на конец года[94]. Совместно с бельгийцами[89] и большей частью духовенства на своей стороне[95] Гитера начал кампанию по уничтожению или захвату калинги[англ.] (руанда Kalinga) — королевского барабана, одного из главных символов монархии. Мутара III к тому моменту был окончательно испуган движением хуту и контрабандным путём вывез музыкальный инструмент из страны. Он употреблял много алкоголя[96]. 25 июля[97] того же года король умер в Усумбуре вскоре после обращения за медицинской помощью. После первоначального обследования врачи пришли к выводу, что он скончался от кровоизлияния в мозг[96]. Как писала американский гуманитарный деятель Розамунд Карр[англ.] в книге о своей жизни в Руанде, многие руандийцы тогда были уверены, что это бельгийцы ввели королю смертельную инъекцию. И хотя вскрытие никогда не проводилось из-за возражения королевы-матери, оценка независимых врачей позже подтвердила первоначальный диагноз естественной кончины[98]. О наличии подобных подозрений у населения писала и Катарин Ньюбери, которая при этом отметила, что каких-либо реальных оснований для них у жителей не было[97]. В бельгийских правительственных кругах ходили слухи, что король покончил жизнь ритуальным самоубийством по указанию придворных историков[81]. Несмотря на отсутствие обоснования подозревать бельгийцев в убийстве, эта смерть стала основным катализатором для вспышки межнациональных противоречий и дальнейших событий[99]. Элита тутси, полагая, что короля убили высокопоставленные лица церкви при поддержке бельгийского правительства, начала кампанию против них[95]. Кигели V, брата Мутары III, на должность мвами тутси назначили уже не только без участия европейцев[100], но и даже против их воли[65]. Историки церкви Иэн и Джейн Линдены описали это событие как «малый переворот тутси»[100]. После коронации Кигели V[100], которая прошла 28 августа[97] 1959 года[101], многие тутси, желавшие максимально быстрого продвижения к независимости[100], основали прокоролевскую и действовавшую на основе манифеста Мутары III партию, которая получила название «Руандийский национальный союз[англ.]» (фр. Union nationale rwandaise, UNAR). Однако она, несмотря на свою в целом промонархическую направленность, не контролировалась непосредственно королём[102] и собиралась после независимости сделать страну частью коммунистического блока[103][~ 8]. UNAR призывала руандийцев, «детей Руанды», бороться «за независимость страны и против угнетения со стороны бельгийцев»[101]. Однако она имела и скрытую от основных масс цель — заставить последних подавить новые группировки хуту[105]. Помимо этого, UNAR начала продвижение руандийского национализма, пообещав в первую очередь заменить в школьном курсе истории курсы истории Европы на изучение завоеваний короля Кигели IV, и призвала к устранению «белых захватчиков» и их миссионеров. Это побудило церковные власти, а вместе с ними и многих руандийцев, которые считали, что церковь вытащила их из бедности, назвать UNAR антикатолической организацией[106]. Они опубликовали это официальное от имени церкви заявление в газете Temps nouveaux d’Afrique[105][~ 9]. Гитера же, пользуясь этим обстоятельством, ложно заявил о поддержке церкви со стороны своей партии[107]. Колониальное правительство попыталось ограничить всё растущее влияние UNAR с помощью устранения трёх лидеров партии, а также открыло огонь по протестующим руандерам[108]. Тем временем Грегуар Кайибанда зарегистрировал своё движение MCM как официальную политическую партию, которая получила название «Пармехуту» (Parti du mouvement de l’emancipation hutu, с фр. — «Движение и партия за освобождение хуту»)[109]. Она начала мобилизовывать ячейки сторонников по всей стране, призывая к установлению конституционной монархии при политической власти хуту[110]. Историк-африканист Катарин Ньюбери описала ситуацию в конце 1959 года как «кипящий котёл» (англ. simmering caldron)[65]: количество демонстраций хуту, требовавших передачу власти представителю их национальности, равно как и аналогичных митингов со стороны тутси, стало настолько велико, что 10 октября бельгийцы запретили их вовсе. Однако данное действие лишь «подлило масла в огонь». 17 октября напротив резиденции губернатора в Кигали прошла демонстрация с требованием освобождения трёх ранее задержанных вождей тутси. Бельгийцы применили против неё слезоточивый газ, и мирное шествие переросло в насилие, в ходе которого пострадали четыре человека, один из которых позже умер[111]. К концу ноября, когда должен был быть опубликован новый парламентский отчёт о ситуации в стране и приближались новые выборы[94], уровень напряжённости достиг пика[112]. На тот момент бельгийцы планировали привести страну к автономному управлению лишь к 1964 году, а в 1968 году даровать окончательную независимость[113]. РеволюцияНападение на Мбоньюмутву и восстание хутуВ воскресенье[111], 1 ноября 1959 года, Доминик Мбоньюмутва, один из немногочисленных хуту на высших должностях в колониальной администрации, активист за права хуту и член партии «Пармехуту», подвергся нападению после посещения мессы со своей женой возле церкви, недалеко от своего дома в Баймане, в провинции Гитарама[англ.]. Нападавшими были девять членов молодёжного крыла UNAR, которые мстили за отказ Мбоньюмутвы подписать письмо протеста организации, которое осуждало произведённые ранее бельгийцами смещение и арест трёх вождей тутси (см. абзац выше)[114]. Сначала они вовлекли его в разговор о всё растущем влиянии хуту на жизнь в Руанде, а после нанесли удар кулаком[115]. Мбоньюмутва смог отбиться от нападавших и вместе с женой спокойно вернулся домой[108], но по стране стали расползаться слухи, что он был убит[116]. Джеймс Карни предположил, что эти слухи Мбоньюмутва мог распускать сам[108]. Нападение на Мбоньюмутву стало очередным катализатором, вызвавшим ожидаемый, в связи с напряжённостью в предыдущие месяцы, насильственный конфликт между хуту и тутси. 2 ноября, на следующий день после нападения, хуту устроили акцию протеста напротив дома вождя тутси Афанасе Гашагазы, непосредственного начальника Мбоньюмутвы, в Ндизе (провинция Гитарама)[108]. Демонстрация завершилась мирно, но на следующий день в том же месте прошла ещё одна, которая переросла в массовую драку. Хуту с лозунгом «за Бога, церковь и Руанду» убили четырёх тутси и заставили Гашагазу скрыться и покинуть свой пост. Его место занял Мбоньюмутва[117]. Таким образом началась так называемая «ноябрьская революция»[118], которую в официальных бельгийских кругах описали словами «гражданская война»[81]. Протесты, которые ранее медленно тлели, быстро переросли в массовые беспорядки и вскоре охватили всю страну: объединённые в группы, хуту перемещались по своим районам и нападали на дома тутси[117]. 7 ноября началось восстание в Гичумби и Каронги, а 10 ноября волнения добрались до Ньябисинду и Кигали (при том, что последний населяли преимущественно тутси)[118]. Исключением стали провинция Астрида, где проживал Жозеф Гитера, и крайние юго-западные и восточные регионы страны — Русизи и Нгома[119]. Хуту в основном поджигали имущество тутси и грабили их дома, а не убивали. Жертв в этот период было немного — они были связаны со случаями, когда тутси давали активный отпор[120]. Сначала в Ндизе, а затем и по всей стране хуту сожгли дотла множество домов тутси[121]. Главным их «оружием» был парафин — легковоспламеняющееся и широкодоступное, благодаря использованию в лампах, средство[120]. Оставшись без крова, одни тутси принялись искать убежище в домах бельгийских католических миссионеров, в то время как другие направились в другие колонии, такие как Бельгийское Конго или британская Уганда[121]. Поджигатели вербовали в свои ряды крестьян из деревень, быстро распространив восстание по всей стране[120]. При этом многие из мятежников-хуту, веря, что король является сверхчеловеком для тутси, утверждали, что совершают нападения от его имени[122]. Самые сильные беспорядки происходили на северо-западе колонии. Например, в провинции Мусанзе сгорели все дома, в которых на момент мятежа жили тутси[112]. Первоначальная реакция бельгийских властей на насилие была сдержанной: в начале ноября колониальное правительство имело на территории Руанды лишь 300 военнослужащих, несмотря на существующую угрозу начала гражданской войны, которая лишь усилилась за прошедшие месяцы. Альфонс ван Хоф, белый отец, работавший в стране, описал бельгийские силы как «несколько джипов, мчащихся по дороге» (англ. a few jeeps speeding along the road). Некоторые поджигатели были арестованы, но колонизаторы не смогли предотвратить распространение восстания и были вынуждены вызвать подкрепление из Конго[121]. Король попросил у бельгийцев разрешения сформировать собственную армию для борьбы с насилием[123], однако колониальный губернатор отказал ему в этой просьбе. Как утверждает Джеймс Карни, представитель колониальной власти опасался, что если дать тутси вооружиться, то данный кризис действительно перерастёт в полномасштабную гражданскую войну[121]. Несмотря на отказ в вооружении, 7 ноября король Кигели V начал контрнаступление против восставших[124]. Мобилизовав тысячи верных ему ополченцев[121], он приказал арестовать или убить несколько видных лидеров националистических движений хуту в надежде, что потеря командования приведёт к «подавлению остальных крестьян»[123]. Среди погибших в ходе контратак был брат Гитеры, который являлся одним из руководителей APROSOMA[121]. Многие из арестованных были доставлены в королевский дворец в Ньянзе, где их пытали члены UNAR. Кайибанда в это время успешно скрывался, и поэтому его схватить не удалось[123]. 9 и 10 ноября отряды Кигели V атаковали возвышенность в Саве[англ.], недалеко от Астриды, стремясь добраться до дома лидера APROSOMA и схватить его. Гитера собрал все имевшиеся у него силы на защиту холма и позже контратаковал в ответ[125]. Силам короля не хватило боевого опыта, чтобы выиграть эту битву, и в конце концов колониальные власти направили собственные силы в Саве с целью предотвращения дальнейшего кровопролития. Это привело к побегу Гитеры[126]. Хотя у Кигели и UNAR оставалось больше сил, и они были лучше вооружены, чем группировки хуту, тутси знали, что бельгийцы теперь решительно поддерживают националистов. Они понимали и то, что время работало на противника. Поэтому UNAR при поддержке короля стремилась максимально быстро добиться независимости и воспользоваться обретённой полнотой власти в своих интересах[127]. Прибытие Ги ЛогьеНоябрьское восстание 1959 года и последующие боевые действия между хуту и тутси положили начало революции, но, как утверждает историк Джеймс Карни, именно решительное вмешательство в конфликт бельгийцев обеспечило изменение ролей этих двух этнических групп в независимой Руанде[122]. Наиболее важное решение принял Ги Логье[англ.], полковник бельгийской армии, который служил в Бельгийском Конго в составе колониальной жандармерии «Форс Пьюблик»[128]. По утверждению Катарин Ньюбери, Логье был близким другом губернатора Руанды-Урунди Жана-Поля Арруа, и ещё до начала революции последний попросил полковника приехать в Руанду, чтобы оценить расквартированные там силы Бельгии[123]. После первой вспышки насилия Логье ускорил свой отъезд из Конго и 4 ноября уже прибыл в Руанду[129]. Вместе с ним прибыли несколько солдат. Арруа отдал той боевой группе приказ любым способом восстановить порядок в колонии[123]. Описанный Карни как набожный католик и социал-демократ по политической ориентации[122], Ги Логье решил помочь хуту обрести власть в стране[129]. Отчасти это было связано с соображениями безопасности, поскольку он утверждал, что хуту продолжат своё насилие, если тутси останутся у власти. Тем не менее полковник выступал за революцию на демократических основаниях, поскольку видел в этом возможность для «угнетённых крестьян-хуту» восстать против правящего класса из тутси[122]. Позже он писал в своих мемуарах:
После того как Кигели и UNAR устроили нападение на лидеров хуту ради справедливого, по их мнению, возмездия, приоритетной задачей Логеста и его людей стала защита мятежников[123]. 12 ноября, после того как Арруа объявил чрезвычайное положение, он назначил Логье «особым военным губернатором» с мандатом на любые действия с целью восстановления порядка в колонии[123]. Чувствуя, что независимость страны неизбежна и что UNAR и руководство тутси имеют возможность достаточно быстро сформировать независимое королевство тутси, Логье со всей решительностью подтолкнул политические силы в стране к помощи хуту в установлении республики. При поддержке Арруа он назначил нескольких представителей интеллигенции на высшие административные должности[131]. Затем Логье заменил на хуту более половины вождей тутси. Большая часть назначенцев при этом принадлежала к националистической «Пармехуту». Полковник назвал эти назначения временными и заявил, что вскоре последуют прямые и полностью демократические выборы. При этом, если многих членов UNAR предали суду и осудили за совершённые ими в ходе «ноябрьской революции» преступления, хуту из группировок «Пармехуту» и APROSOMA, виновные в поджогах и убийствах, избежали наказания и ушли без предъявления обвинений. В декабре 1959 года Логье получил новую должность — «особого гражданского губернатора», заменив более консервативного политика Андре Преудомме (фр. André Preud'homme)[122]. Бельгийское правительство уполномочило полковника свергнуть короля Кигели V и наложить вето на его решения, что означало установление де-факто «конституционной диктатуры» при полной власти Ги Логье как фактического руководителя страны[132]. «Пармехуту» набирает силуВ период после смерти Мутары III в июле 1959 года и последующего переворота против бельгийцев со стороны тутси движение «Пармехуту» Кайибанды получило решающее преимущество в уровне поддержки по сравнению с APROSOMA Гитеры и UNAR тутси. Последняя выступала за инклюзивный подход к руандийскому национализму, в то время как авторитарное правление короля подпитывало враждебные к тутси настроения среди хуту[133]. Власть и поддержка «Пармехуту» ещё больше усилились после ноябрьских протестов и беспорядков, когда Логест назначил временных лидеров, которые принадлежали в основном к этой партии, что позволило им задавать повестку дня и контролировать проведение будущих выборов[134]. Несмотря на это, члены партии утверждали, что людям хуту всё ещё требуется больше времени, чтобы «достаточно эмансипироваться и начать эффективно защищать свои права». Они успешно лоббировали бельгийцев, убедив их перенести выборы с января на июнь 1960 года. В марте Руанду посетила делегация Организации Объединённых Наций, которая должна была оценить прогресс политических реформ в стране на пути к независимости. Во время её визита основные политические партии поощряли уличные демонстрации, которые перерастали в новые вспышки насилия. Некоторые дома тутси сжигались прямо на глазах у представителей делегации. Это побудило представителей ООН в апреле 1960 года заявить, что бельгийские планы на июньские выборы неосуществимы[135]. Вместо этого они предложили бельгийцам провести круглый стол с участием всех политических группировок, чтобы положить конец насилию[136]. В этом же году, за некоторое время до выборов, «Пармехуту» выступила с заявлением, направленным в сторону антиколониального движения всего мира. Оно получило название «Appel pathétique» (дословно — «Страстный призыв») и де-факто отождествило европейский колониализм и ранний феодализм: Население Руанды-Урунди желает независимости от двух колонистов: европейцев и тутси. Первый колониализм в истории Руанды — это феодализм колониального характера. Хуту, составляющие 85 % населения страны, подвергались насилию [со стороны] бесчеловечного феодального режима тутси, пришельцев из Эфиопии, что составляют не более 14 % населения [страны][137][~ 10]. Несмотря на предостережение, бельгийские власти решили всё же провести выборы в июне/июле 1960 года. Их результатом стала решительная победа «Пармехуту», которая получила 160 из 229 мест (в целом же разные партии хуту получили на выборах 83,94 % голосов). Все партии тутси вместе взятые контролировали лишь 19 мест. Члены «Пармехуту» немедленно лишили местных вождей их прав и власти. Они проводили политику, подобную феодализму в годы «королевства» Руанда и Руанды-Урунди, однако при этом отдавали предпочтение хуту. Несмотря на то, что Логье объявил об окончании революции после проведения выборов, насилие продолжилось: массовые убийства тутси происходили на протяжении всего периода 1960—1961 годов[138]. Король Кигели V, который жил фактически под арестом в южной части страны[139], в июле 1960 года окончательно бежал и несколько десятилетий жил в различных странах Восточной Африки, прежде чем обосноваться в США[140]. Переворот и независимостьПосле выборов 1960 года, закрепивших господство хуту, Бельгия в целом и Логье в частности поддержали «Пармехуту» и утвердили результаты выборов. Влияние тутси было практически уничтожено. Совет по опеке ООН, в котором доминировали страны коммунистического блока, поддерживавшие UNAR, был недоволен произошедшим. Он выпустил две резолюции от имени Генеральной Ассамблеи под номерами 1579 и 1580, которые призывали к новым выборам и референдуму о монархии[141]. Логест решительно отклонил их как «совершенно бесполезные». В январе 1961 года в Бельгии прошла конференция по вопросу национального примирения, закончившаяся неудачей, после чего в Руанде начался переворот, направленный на окончательное свержение монархии[142]. ![]() Министр внутренних дел Жан-Батист Рвасибо созвал национальное совещание местных выборных должностных лиц, якобы для обсуждения вопросов поддержания порядка на предстоящих выборах до получения независимости[142]. Рано утром 28 января 1961 года грузовики начали доставлять членов коммунальных советов и бургомистров в город Гитарама. В конечном итоге было собрано 3126 местных чиновников. Группа собралась на городском рынке, чтобы выслушать ряд ораторов[143]. Неподалёку собралось около 25 тысяч человек, которые собирались следить за процессом[144]. Первым выступил Рвасибо, который произнёс длинную речь с критикой монархии и закончил её вопросом: «Каково будет решение проблемы монархии? Когда мы покинем царство „временщиков“? На эти вопросы обязаны ответить вы, бургомистры и советники, представители руандийского народа». Затем выступил Гитера, который говорил на языке киньяруанда. Он объявил об отмене монархии и её регалий, включая королевский барабан, и провозгласил создание «демократической и суверенной Республики Руанда». Толпа ответила аплодисментами и несколькими возгласами «Vive la république!» (с фр. — «Да здравствует республика»). Затем Кайибанда обратился к толпе на французском языке. Он повторил провозглашение Гитеры, вызвав ещё больше аплодисментов[145]. Тогда же они вдвоём представили новый национальный флаг красного, жёлтого и зелёного цветов[142]. Затем местные чиновники приступили к работе в качестве учредительного собрания[145], которое должно было избрать первого президента республики. После того как голоса разделились по региональному признаку за Кайибанду, Гитеру и Бальтазара Бикамумпаку, собрание выбрало Мбонюмутву в качестве консенсусного кандидата[146]. Оно также избрало новое Законодательное собрание[англ.] из 44 членов, 40 из которых были от «Пармехуту», а 4 от APROSOMA[142]. Затем толпа попросила Кайибанду сформировать новое правительство. К 19:00 был согласован кабинет из 10 членов с последним в качестве премьер-министра[145]. Тогда же был создан верховный суд и обнародована 80-статейная конституция[англ.], вдохновлённая конституцией Франции и бывших французских колоний[147]. Провозглашение республики вызвало массовые демонстрации поддержки по всей стране[146]. Новый режим заявил о своей готовности оставаться подопечной территорией под бельгийским надзором и выразил желание встретиться с официальными лицами Бельгии и ООН[148]. ООН опубликовала отчёт, в котором резюмировала, что «одна система угнетения сменила другую» (англ. oppressive system has been replaced by another one), однако хоть как-то повлиять на события она оказалась неспособна. В сентябре 1961 года «Пармехуту» получила контроль над законодательным советом[149], который провозгласил Грегуара Кайибанду президентом Руанды[150], а 1 июля следующего года страна стала полностью независимой[151]. Правительство установило эту дату как государственный праздник, названный «Днём спасения»[152]. ВлияниеРеволюция оказала значительное влияние на многие страны всего района Великих Африканских озёр, в первую очередь на Руанду и Бурунди. Американский историк Катарин Ньюбери и ссылающийся на её работу российский историк Иван Владимирович Кривушин называют это влияние ключевым[153]. В частности, в Бурунди (которая ранее вместе с Руандой входила в состав колонии Руанда-Урунди) усилилась социальная и национальная напряжённость между хуту и тутси. Правительство страны с тех пор всеми силами пыталось избежать аналогичной революции. В 1972 году по его приказу было убито несколько тысяч хуту в ответ на попытку восстания[154]. ПоследствияИсход тутси и нападения повстанческих группировок на земли РуандыВ ходе революции были убиты десятки тысяч человек, возможно, более ста тысяч[155]. По мере её развития многие тутси стали покидать Руанду, спасаясь от чисток и убийств. Исход начался ещё во время поджогов 1959 года[156] и неуклонно продолжался на протяжении всей революции и даже после неё[157]. Большинство тутси поселились в четырёх соседних странах — Бурунди, Уганде, Танганьике (современная Танзания) и Республике Конго (Леопольдвиль) (современная Демократическая Республика Конго)[158]. Изгнанники, в отличие от этнических тутси, которые переселились в эти страны в раннюю колониальную эпоху[англ.], рассматривались принимающими странами как беженцы[159]; среди них появились лидеры, которые почти сразу же стали агитировать за возвращение в Руанду[160]. При этом их цели и методы различались: некоторые стремились заключить мир с «Пармехуту» и жить сообща, а другие надеялись устранить новую власть, силой вернуть трон королю Кигели V и организовать конституционную монархию[161]. Однако они были значительно разобщены и дезорганизованы. Наряду с монархистами в рядах повстанцев были и социалисты, которые со временем стали преобладать[162]. С конца 1962 года вооружённые группировки, состоявшие из изгнанников тутси (официальное правительство именовало их «иньензи», руанда inyenzi, дословно — «тараканы»[139][~ 11]), начали налёты на территорию Руанды с переменным успехом. На юге от республики, в Бурунди, установилась власть тутси, и наступавшие с этой стороны группировки нанесли немалый ущерб южной части Руанды[161]. Беженцы в Конго, Уганде и Танганьике значительно реже организовывали подобные военные операции из-за местных условий; например, в последней из стран их приняли очень хорошо, и многие тутси приняли решение остаться здесь навсегда, отказавшись от попыток вернуться в Руанду. При этом нападения вооружённых группировок заставили многих тутси, ещё живших в Руанде, бежать за пределы страны, поскольку правительство Кайибанды отвечало на агрессию репрессиями против них[165]. ![]() Уже в декабре 1963 года базирующаяся в Бурунди повстанческая группировка предприняла масштабное наступление против властей новой Руанды, захватила провинцию Бугесера и начала движение в сторону столицы страны, Кигали. Правительственные войска без особых проблем разбили плохо оснащённые и слабо организованные повстанческие отряды. В ответ власти Руанды осуществили самую жестокую на тот момент расправу — за месяц в период с декабря 1963 по январь 1964 года хуту убили около 10—20 тысяч человек, включая всех политиков-тутси колониальной эпохи, ещё живших в стране. Международное сообщество де-факто никак не отреагировало на происходящее, и власть «Пармехуту» лишь усилилась. Это поражение положило конец нападениям группировок тутси, которые более не представляли угрозу правительству Кайибанды, на долгие годы[166]. В 1964 году Кайибанда официально запретил создавать партии, которые продвигали бы интересы тутси, и ввёл квоту в 9 % (то есть не более 9 % от общего числа) на количество представителей этой национальности в учебных заведениях и на государственной службе. Ограничения коснулись и армии: тутси отныне не могли становится офицерами, а мужчинам-хуту было вновь запрещено вступать с женщинами-тутси в брак (бельгийцы и немцы не возражали против этого[167]). В государственных (а нередко и в частных) СМИ силами пропаганды тутси выставлялись чуждой Руанде нацией, которая была ответственна за все беды страны[168]. К этому же году лишь по официальным данным около 336 тысяч тутси эмигрировали за пределы Руанды[169]. Постреволюционная Руанда![]() После состоявшейся резни тутси и разгрома крупнейшей на тот момент повстанческой группировки Грегуар Кайибанда и «Пармехуту» беспрепятственно правили Руандой на протяжении всего последующего десятилетия. Гегемония хуту во всех аспектах политической жизни оправдывалась «демографическим большинством и демократическим устройством»[170]. Хотя официально правительство «первой республики» заявляло о поддержке экономики и других социальных инстанций[171], де-факто оно ими не занималось. Данный режим не терпел инакомыслия ни в каком проявлении, установив строго вертикальную ориентацию власти как в дореволюционной феодальной монархии, с фаворитизмом и непринятием политической оппозиции[172]. При этом власти страны продвигали религию и пытались создать глубоко верующее католическое общество[173]. К началу 1970-х из-за такой политики страна оказалась в международной изоляции, и внутри «Пармехуту» началось расслоение[174]. В 1973 году главнокомандующий армией Жювеналь Хабьяримана организовал военный переворот[англ.] и, убив Кайибанду, сам занял пост президента страны[175]. Хабьяримана организовал собственную партию — «Национальное революционное движение за развитие» со слоганом «Мир и национальное единство»[176]. Она стала единственной законной в стране, и к ней должен был принадлежать каждый гражданин. Установленный Хабьяриманой режим отличался авторитаризмом[177], иногда его называют тоталитарной диктатурой[178][179]. К 1990 году Хабьяримана, находившийся под давлением союзной Франции[180], вынужденно ввёл многопартийность, однако политический режим оставался исключительно авторитарным, а большая часть законной оппозиции была номинальной[181]. В том же, 1990 году новая военизированная организация, ранее созданная беженцами тутси, — Руандийский патриотический фронт (РПФ) — начала наступление на Кигали, вторгнувшись в северные регионы страны со стороны Уганды[182], где ранее помогла повстанческой группировке Йовери Мусевени одержать победу в гражданской войне[183]. В течение трёх последующих лет шли бои, в основном удачные для РПФ[184], однако ни одна из сторон так и не получила решающего перевеса[185]. Несмотря на это, массовые демонстрации в стране, уставшей от войны, вынудили Хабьяриману пойти на перемирие и 4 августа 1993 года подписать соглашения[англ.], названные Арушскими — в честь города в Танзании[186], где проходили переговоры[187]. Однако им было не суждено сбыться, поскольку в день прекращения огня неизвестные сбили самолёт, на котором летели Хабьяримана и президент Бурунди Сиприен Нтарьямира[188]. Убийство Хабьяриманы стало катализатором для начавшегося сразу после этого события, в апреле 1994 года, геноцида, в ходе которого радикалы убили от 200 тысяч до одного миллиона человек в основном из числа тутси и умеренных хуту, что не хотели участвовать в расправах[189][190][191]. Истребление сопровождалось массовыми изнасилованиями и жестокостью, в него была вовлечена большая часть населения страны[192][~ 12], а длился этот процесс ровно 100 дней[197]. В ходе этих событий сильно пострадали и тва (по некоторым оценкам — в процентном соотношении даже больше, чем тутси), хотя они не являлись непосредственной мишенью геноцида[198]. Повстанцы под руководством Поля Кагаме методично отвоевали Руанду, взяв под контроль всю страну к середине июля 1994 года[199]. По состоянию на 2024 год власть в стране всё ещё остаётся за Кагаме, а установленный им политический режим называют первой в Африке «диктатурой развития»[200] по «сингапурской модели»[201][202]. ПримечанияКомментарии
Источники
Литература
|
Portal di Ensiklopedia Dunia