Расщеплённая эргативность

Расщеплённая эргати́вность — синтаксическое или морфологическое явление, состоящее в том, что в зависимости от определённого параметра в языке используются различные стратегии ролевой кодировки: как эргативная, так и какая-то другая (или другие). В значительном количестве эргативных языков имеется расщеплённая эргативность.

Выбор ролевой кодировки в языках с расщеплённой эргативностью, зависит от следующих факторов:

• свойства агентивной именной группы;
• лексическая семантика глагола;
• время, вид и модальность клаузы;
• синтаксический тип клаузы.

Во многих языках эргативом кодируются лишь существительные, тогда как местоимения имеют аккузативную кодировку. Так обстоит дело, например, в языке вампая (миндийские языки, Австралия)^[1] и во многих других языках семьи пама-ньюнга, например, языке кугу мумин^[2].

В примере (1) из языка кугу мумин агенс kuyu «женщина» маркируется эргативной клитикой, тогда как пациенс pama «мужчина» выражен немаркированной абсолютивной формой. В примере (2) агенс kuyu «женщина» выражен немаркированной абсолютивной (номинативной) формой, так же, как и пациенс в примере (1). В этом языке положение аргументов часто занимают местоимения (с соответствующим падежным маркированием), которые соотносятся с кореферентными и согласованными по падежу именными группами.

thana	kuyu-ng	nhunha	pama-nha	pigo-dhan
3pl.nom	женщина-erg	3sg.acc	мужчина.abs-3sg.acc	ударить-3pl.pst

Женщины ударили мужчину.^[3]

thana	kuyu	wa-wununa-yin
3pl.nom	женщина(nom)	спать-спать-3pl.prs

Женщины спят.^[3]

Такой же принцип различной кодировки местоименных и именных аргументов имеется также в языке вариапано (паноанская семья, Перу)^[4].

Другие языки могут иметь различное маркирование в зависимости и от других свойств именных групп, однако, как правило, эти различия вытекают из иерархии одушевлённости^[5].

Некоторые исследователи рассматривают языки активного строя — то есть те, в которых различную кодировку имеют аргументы агентивных и пациентивных глаголов (бацбийский, восточный помо и др.) — как языки с расщеплённой эргативностью, хотя многие учёные считают активный строй отличным от расщеплённой эргативности явлением^[6].

В некоторых языках семантика глагола влияет лишь на кодировку аргументов бивалентных глаголов. Так, в языке тонга глаголы «насилия» имеют маркированный эргативом пациенс и немаркированный пациенс, глаголы чувства имеют немаркированный экспериенцер, а второй аргумент в локативе или дативе, глагол «иметь» требует двух немаркированных аргументов^[7].

Некоторые языки демонстрируют различную ролевую кодировку в зависимости от времени, вида и модальности клаузы. Если речь идёт о времени, то в подавляющем большинстве случаев эргативную кодировку аргументов получают клаузы в прошедшем времени. Так, в языке бурушаски именные формы маркированы эргативом в прошедшем времени. В других временах они маркированы нейтрально. Примерно такая же дистрибуция наблюдается в языке курманджи:

Эргативная кодировка:

min	hon	dit-in
1sg.erg	2pl.abs	видел-2pl

Я видел вас.

Аккузативная кодировка:

ez	we	di-bin-im
1sg.abs	2pl.obl	prs-видеть-1sg

Я вижу вас.^[8]

Расщеплённая эргативность, связанная с видом, наблюдается во многих тибето-бирманских и индоарийских языках. Обычно эргативная кодировка ассоциирована с перфективом. Так, в языке хинди агенс кодируется эргативом в перфективе, абсолютивом — в имперфективе. Схожие ситуации наблюдаются, например, в баскском и в цахурском языке^[9].

В некоторых языках императивные клаузы кодируются аккузативно, в то время как клаузы в других наклонениях маркируются эргативно. Такова ситуация в языке пяри (группа луо, нило-сахарская семья, Южный Судан)^[10].

В языке шокленг эргативная кодировка наблюдается во всех подчинённых клаузах, в то время как в главных клаузах кодировка зависит от аспекта.

• Capell, Arthur. 1962. Some linguistic types in Australia. Oceania Linguistic Monographs 7. Sydney: University of Sydney.
• DeLancey, Scott. 1981. An interpretation of split ergativity and related patterns. Language 57.626-57.
• Dixon, Robert M. W. 1994. Ergativity. Cambridge: Cambridge University Press.
• Kazenin, Konstantin. 1994. Split syntactic ergativity: toward an implicational hierarchy. Sprachtypologie und Universalienforschung 47.78-98.
• Li, Chao. 2007. Split ergativity and split intransitivity in Nepali. Lingua 117.1462-82.
• Mithun, Marianne. 1991. Active/agentive case marking and its motivations. Language 67.510-46. —— 1999. The languages of native North America. Cambridge: Cambridge University Press.
• McGregor, William B. 1989. Discourse basis of ergative marking in Gooniyandi. La Trobe University Working Papers in Linguistics 2.127-58.
• Nordlinger, Rachel. 1998. A grammar of Wambaya, Northern Territory (Australia). Canberra: Pacific Linguistics.
• Silverstein, Michael. 1976. Hierarchy of features and ergativity. Grammatical categories in Australian languages, ed. by Robert M. W. Dixon, 112-71. Canberra: Australian Institute of Aboriginal Studies
• Smith, Ian, and Steve Johnson. 2000. Kugu Nganhcara. The handbook of Australian languages, Volume 5, ed. by Robert M. W. Dixon, and Barry Blake, 355—489. Melbourne: Oxford University Press Australia
• Tsunoda, Tasaku. 1981. Split case-marking patterns in verb-types and tense/aspect/mood. Linguistics 19.389-438.
• Valenzuela, Pilar M. 2000. Ergatividad escindida en wariapano, yaminawa y shipibo-konibo. Indigenous languages of Lowland South America. Indigenous Languages of Latin America (ILLA), Vol. 1, ed. by Hein van der Voort, and Simon van de Kerke, 111-28. Leiden: University of Leiden

• William B. McGregor «Typology of Ergativity» (2009)