Формирование русских

Исторические корни русского этноса восходят к восточнославянскому населению Киевской Руси^[1].

В рамках распространённой концепции считается, что современный восточнославянский народ, русские, возник в результате постепенного распада единой древнерусской народности^[2]. Считается, что политическое разделение восточнославянской территории в значительно мере способствовало развитию местных языковых и культурных особенностей, что привело к сложению белорусского, русского и украинского народов^[3].

Культурное и политико-идеологическое наследие Киевской Руси, русских земель и княжеств XII—XIII веков и историческая память об этом периоде стали значимыми или даже интегральными, составляющими для самоидентификации представителей элит и в значительной мере простых жителей таких государств, как Владимирское великое княжество, Московское великое княжество, Новгородская республика, Русское государство, и других политических образований Восточно-Европейской равнины в XIV—XVII веках. Идентичность русских во многом строилась на представлениях о преемственности с народом русь^[4].

Весомый вклад в формирование общерусского национально-государственного самосознания внесла Русская церковь. Пер­вые хри­сти­ан­ские кня­зья киевские Вла­ди­мир и его сын Ярослав Мудрый видимо хорошо осознавали го­су­дар­ст­вен­но- и куль­тур­но-ин­тег­ри­рую­щую роль, которую играет еди­ная ми­тро­по­лия и церковнославянский язык. Эта роль росла вместе с развитием по­ли­ти­че­ско­го пар­ти­ку­ля­риз­ма со второй половины XI века, и осо­бенно со второй тре­ти XII века, ко­гда различные по­ли­ти­че­ски не­за­ви­си­мые русские княжества связывали ме­ж­ду со­бой, кроме церкви, толь­ко ди­на­сти­че­ское род­ст­во и историческая память о прошлом государственном един­ст­ве. Осоз­на­ние цер­ко­вью но­вой об­ще­ст­вен­но-по­ли­ти­че­ской ро­ли отражено в ус­вое­нии с 1160-х годах ки­ев­ски­ми ми­тро­по­ли­та­ми ти­ту­ла «ми­тро­по­лит всея Руси» взамен «ми­тро­по­лит Ру­си». Ми­тро­по­ли­ты, обычно гре­ки, которые по­став­ляв­лялись в Кон­стан­ти­но­по­ле, вы­сту­па­ли в качестве тре­тей­ских су­дей и ми­ро­твор­цев в ме­ж­ду­кня­же­ских усобицах. Боль­шое зна­че­ние в формировании еди­но­го цер­ков­но-куль­тур­но­го про­стран­ст­ва средневековой Ру­си сыг­ра­ли мо­на­сты­ри, в первую очередь созданный во половине XI века Киево-Печерский монастырь^[5].

По причине недостатка сведений из исторических источников вопросы о распространённости самоидентификации элиты и населения с общностью русь продолжают оставаться дискуссионными^[6]. Концепция единой древнерусской народности отвергается рядом учёных^[2].

К числу дискуссионных относится вопрос о верхней хронологической границе существования древнерусской народности^[7]. В советской историографии она относилась ко второй половине XIII века (Б. А. Рыбаков, Л. В. Черепнин, В. В. Седов и др.), реже к XII веку (Б. Д. Греков, В. В. Мавродин). Во многих современных исследованиях говорится о более длительном процессе, завершившемся не ранее XVI—XVII веков^[2][8]. Б. Н. Флоря связывает распад древнерусской народности с вхождением её представителей в состав разных государств с различным социально-политическим строем. Первым этапом он считает постепенную дифференциацию восточных славян Великого княжества Литовского и земель формирующегося Русского государства на протяжении XIV—XVI веков, вторым этапом — дифференциацию белорусов и украинцев в XVII веке на основе отличия общественных порядков в Войске Запорожском и на землях уменьшевшегося территориально после Люблинской унии Великого княжества Литовского^[2].

С распадом Киевской Руси и осо­бен­но по­сле мон­голь­ско­го на­ше­ст­вия на Русь в XIII веке на­ча­ли складываться но­вые эт­ни­че­ские свя­зи. Яд­ро рус­ских со­ста­ви­ло на­се­ле­ние, которое в XIV–XVI веках объединило Великое княжество Московское. Центром его земель было Волго-Окское междуречье, которое с IX века заселяли восточные славяне, двигавшиеся тре­мя по­то­ка­ми: новгородские словене с се­ве­ро-за­па­дных земель, смоленские кривичи с за­па­да и вятичи с юго-за­па­да. Эта осо­бен­ность заселение служит объяснением по­гра­нич­ного по­ло­же­ния данной тер­ри­то­рии ме­ж­ду се­вер­но-, юж­но- и за­пад­но­рус­ски­ми об­лас­тя­ми. При расселении на этих землях сла­вя­не ас­си­ми­ли­ро­ва­ли ме­ст­ное фин­но-угор­ское (меря, мурома, мещера) и балт­ское (голядь) на­се­ле­ние^[1].

По мнению В. В. Седова, «колыбелью» формирования собственно русской (великорусской) народности являлось Великое княжество Владимирское. Ростово-суздальский диалект в итоге лёг в основу русского литературного языка^[9].

К первой половине XV века при­над­леж­ность к пра­во­слав­ной церк­ви окон­ча­тель­но утверждается как од­на из оп­ре­де­ляю­щих черт об­ще­рус­ско­го на­цио­наль­но-го­су­дар­ст­вен­но­го са­мо­соз­на­ния. Об­щий ду­хов­ный подъ­ём пра­во­сла­вия в сочетании с тем обстоятельством, что к середине XV века Мо­ск­ва ос­та­валась един­ст­вен­ным го­су­дар­ст­вен­но-по­ли­ти­че­ским сре­до­то­чи­ем православия, сде­лал цер­ковь неотъемлемым эле­мен­том построения ве­ли­ко­рус­ской го­су­дар­ст­вен­но­сти, в то же время при­да­вая на­цио­наль­но­му со­зна­нию на­ро­да и государственной вла­сти все­лен­ски пра­во­слав­ное из­ме­ре­ние^[5].

К началу XVI века в состав Московского государства были интегрированы земли Се­ве­ро-За­пад­ной Ру­си, Заволжье и Приуралье. Последующее рас­ши­ре­ние Русского го­су­дар­ст­ва сопровождалось борь­бой этой политической силы с та­тар­ски­ми хан­ст­ва­ми. Эти процессы при­ве­ли к окон­ча­тель­но­му сло­же­нию русской эт­ни­че­ской тер­ри­то­рии и русских ис­то­ри­ко-куль­тур­ных и диа­лект­ных об­лас­тей. Рус­ская ко­ло­ни­за­ция в XIV—XVI веках была направлена из цен­тра на территории Ев­ро­пей­ского Се­вера, (ещё в XII–XIII веках бывшие объ­ек­том нов­го­род­ской и рос­тов­ской ко­ло­низа­ции); в XVI–XVII веках русские колонизировали Вят­ский и Кам­ско-Пе­чор­ский край, чер­но­зём­ные регионы, которые опус­тели по­сле та­тар­ско­го на­ше­ст­вия («Дикое поле»), ле­со­степ­ные и степ­ные земли в Сред­не­м и Ниж­не­м Поволжье, на Дону и в Приазовье; вы­ход­цы из По­мо­рья ос­ваи­ва­ли Сибирь. В XVIII веке рус­ские про­ни­кли на территории Юж­ного Урала и Се­вер­ного Кав­каза. В XVIII–XIX веках и осо­бен­но по­сле ре­форм 1860-х годов в Си­бирь пошли но­вые по­то­ки рус­ских по­се­лен­цев, преимущественно из цен­траль­ных и юж­ных рай­онов Ев­ро­пей­ской Рос­сии; к концу XIX столетия русское население появилось в Сред­ней Азии. Ми­гра­ции из регионов Цен­траль­ной Рос­сии на ок­раи­ны государства особенно усиливаются в советский период^[1].

Важ­ным фак­то­ром ук­ре­п­ле­ния русского на­цио­наль­но-го­су­дар­ст­вен­но­го са­мо­соз­на­ния стала ка­но­ни­за­ция це­ло­го ря­да русских свя­тых, которая прошла по ини­циа­ти­ве митрополита Ма­ка­рия на со­бо­рах 1547—1549 годов^[5].

Слож­ная эт­ни­че­ская ис­то­рия русских стала причиной фор­ми­ро­ва­ния ис­то­ри­ко-куль­тур­ных зон, для которых ха­рак­тер­ны­ диа­лект­ны­е, куль­тур­ны­е и ан­тро­по­ло­ги­че­ски­е от­ли­чия­. В разрезе русских эт­но­гра­фи­че­ских груп­п Ев­ро­пей­ской Рос­сии вы­де­ля­ют прежде всего се­вер­но­рус­скую и юж­но­рус­скую зо­ны и сред­нюю по­ло­су ме­ж­ду ни­ми^[1].

В результате реформ Петра I традиционная русская культура сохранялась в основном в податных сословиях; с течением времени среди дворянства и отчасти купечества стали преобладать европейские вкусы. Воспитанием детей часто, особенно к концу XVIII века, занимались гувернёры нанятые из Франции. В аристократической среде французский язык постесняет русский. Основными факторами этнического самосознания по-прежнему были приверженность русскому православию и русский язык, получивший развитие благодаря русской литературе XIX века. В имперский период у русских складываются представления об Отечестве и гражданине, однако при этом большинство русского населения оставались крепостными. Сословия, или состояния, были окончательно сформированы к концу XVIII века. Дворянство обладало полиэтничным составом, сословие мещан (городские обыватели) было составлено из бывших крестьян и не имело окончательно сформировавшегося самосознания. Крестьяне (сельские обыватели) рассматривали себя в качестве христиан вообще, включая в это понятие все православные народы, что были под властью «белого царя», и нередко (например, в «прелестных письмах» Емельяна Пугачёва) противопоставляя себя чиновникам^[10].

Ещё в XIX веке не существовало единой трактовки самого понятия «русскости», которое могло означать и культурную, и этническую, и протонациональную идентичность. Соответственно неопределёнными оставались и ментальные границы русской национальной территории. В понятие русской нации могли включаться: 1) все подданные Российской империи; 2) члены привилегированных сословий; 3) русские-православные (великорусы); 4) все восточные славяне. Особенно распространённой была последняя трактовка, равно как и проект конструировавшейся на её основе «большой русской нации», которая включала бы в себя великорусов, малорусов и белорусов^[11]. Однако по различным причинам (главными среди которых А. И. Миллер называет социально-экономическую отсталость в развитии России и её ассимиляторских институтов, таких как железнодорожные сети, промышленность, урбанизация, образование, армия, бюрократический аппарат) к 1920-м годам этот проект потерпел неудачу^[12].

Русская культура как единое явление в значительной мере была принадлежностью высших слоев российского общества. Самосознание русских в качестве единой этнической общности вплоть до советского периода не было свойственно русским крестьянам, которые составляли до 90 % населения страны. Они воспринимали себя в качестве отдельных общностей. Так, например, в ходе проведения Всесоюзной переписи населения 1926 года выяснилось, что местная идентичность преобладает над общенародной. Один из организаторов переписи Василий Чернышёв отмечал, что «по всей Советской России прямой вопрос о национальности вызывает затруднения. …крестьяне зачастую не делают различий между белорусами, великороссами и украинцами, …он (Василий Чернышёв) и его коллеги встречали множество людей, именовавших себя „владимирцами“ и „костромичами“, а жители Сибирского региона часто именовали себя „сибиряками“, несмотря на то, что были этническими русскими». Однако, это было характерно и для представителей других национальностей^[13]. Советская политика по приданию русским статуса народа «первого среди равных» создала условия для трансформации «костромичей» и «владимирцев» в русских, что было сделано через возвращение русским их многовековой культуры^[14].

• Аршин К. В. Русские как «государствообразующий народ» или «государствообразующий народ» как русские (ответ на статью В. А. Ачкасова «Зачем русским статус “государствообразующего народа?”») // Политическая экспертиза: ПОЛИТЭКС. — 2023. — Т. 19, № 2. — С. 333—348. — doi:10.21638/spbu23.2023.212.
• Миллер А. И. «Украинский вопрос» в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIX в.). — СПб.: Алетейя, 2000. — 260 с. Архивировано 15 мая 2015 года.
• Православие / А. В. Назаренко, В. А. Цыпин, О. Ю. Васильева, А. В. Журавский // Россия [Электронный ресурс]. — 2004. — С. 211—224. — (Большая российская энциклопедия : [в 35 т.] / гл. ред. Ю. С. Осипов ; 2004—2017, т. [б. н.]). — ISBN 5-85270-326-5.
• Русские / В. А. Тишков, А. В. Туторский // Большая российская энциклопедия [Электронный ресурс]. — 2023.
• Русь (народ) / А. С. Щавелев // Большая российская энциклопедия [Электронный ресурс]. — 2024.
  • Народ русь в 970-х гг. — середине 11 в. / А. С. Щавелев // Большая российская энциклопедия [Электронный ресурс]. — 2024.
• Седов В. В. Восточные славяне в VI—XIII вв.. — М.: Наука, 1982. — (Археология СССР с древнейших времен до средневековья).
• Традиционная культура народов России / И. В. Власова (Русские), Т. В. Лукьянченко и др. // Россия [Электронный ресурс]. — 2004. — С. 177—205. — (Большая российская энциклопедия : [в 35 т.] / гл. ред. Ю. С. Осипов ; 2004—2017, т. [б. н.]). — ISBN 5-85270-326-5.
• Флоря Б. Н. О некоторых особенностях развития этнического самосознания восточных славян в эпоху Средневековья — Раннего Нового времени // Россия-Украина: история взаимоотношений / Отв. ред. А. И. Миллер, В. Ф. Репринцев^[укр.], Б. Н. Флоря; Институт славяноведения и балканистики РАН; Институт «Открытое общество». — М.: Школа «Языки русской культуры», 1997. — С. 9—27. — 244 с.